Крушение

Жуков хотел еще что–то сказать, но промолчал, взглянул на ручные часы: время близилось к двум часам пополудни. При одном упоминании о времени он ощутил, как же сильно проголодался. К тому же суматошные ночные сборы, дважды в один день совершенные перелеты без отдыха — все это навалилось сразу. «Ничего, перетерплю. Время не ждет», — внушил самому себе Жуков.

Он прыгнул в подкативший к нему «виллис» и поехал в расположение 1–й гвардейской армии.

Дорога шла открытой степью, вдоль линии фронта. Это легко было определить по доносящемуся слева шуму боя и по дымам разрывов. Чем ближе подъезжали к балке Котлубань, тем явственнее слышались громовые раскаты артиллерии. Над ними то и дело повисали ржавые клубки лопающихся бризантных снарядов. Подъехать прямо к командному пункту армии не удалось. Машину оставили в балке, сами пошли пешком. Надо было перевалить за высотку, где рядом со штабами дивизий размещался командный пункт армии. На пути им встретился небритый солдат. Он степенно подбирал с дороги какие–то кубастые, похожие на бутылки предметы и сносил их в яму.

— Что делаешь, браток? — спросил Жуков.

— Да немец накидал, будь он трижды проклят, — ожесточенно ругнулся солдат, не глядя на подошедшего, — бомбочек чертову дюжину… Вот и сношу, чтоб не пугали честной народ. — И он взял за оперение начиненный взрывной силой заряд и держал в руке, словно любуясь оранжевой покрышкой. — Вытащить из нее бы вещество — и детям на игрушки…

— Перестань забавляться, убери эту гадость, — не выдержал адъютант генерала.

Но сам Жуков подивился спокойному мужеству солдата. Подивился тому, что солдат вот так безбоязненно и небрежно берет с земли эти бомбочки и кидает в яму, как игрушки.

— Не боишься, что взорвется? — спросил Жуков.

— Бойся не бойся, а потребно убрать… Ночью–то самое передвижение, того и гляди кто подорвется. — Он посмотрел на дальние, в дымках разрывов позиции и добавил: — Нежелательно идти на бугры.

— Это почему же? — спросил Жуков, огорчаясь таким ответом солдата.

— Наглядитесь сами. Вон там!.. — махнул рукой в сторону горки, за которой гремел бой. Потом, видя, что незнакомые ему военные все равно стали взбираться на эту горку, солдат ругнулся: — Куда вас хрен несет днем–то! Немец простреливает скат. Жизни вам надоели? Идите, идите, опосля не пеняйте на меня.

— Он правильно говорит, — шепнул генералу сопровождавший офицер из штаба фронта. — Днем все видимые подступы к переднему краю простреливаются. Надо бы дождаться темноты или ползком…

Жуков не остановился, шел дальше. С начала войны он не раз бывал в подобных переплетах, и его не задевали ни осколки, ни пули. «Судьба щадит. Счастливое везение», — подумал он. Очутились на гребне песчаного взгорка, и Жуков сначала не понял, почему шевелится песок, скорее всего от ветра? Подбежавший адъютант схватил генерала за руку и насильно принудил лечь.

Опасный участок склона одолели ползком. Скоро очутились в блиндаже с перекрытием из черных железнодорожных шпал, пахнущих горелым шлаком и нефтью. И едва вошел Жуков, как офицеры тихо убрались из блиндажа. Остались лишь командующий фронтом Гордое и командующий армией Москаленко. По обыкновению генерал начал с опроса о положении дел. Доклад Гордова произвел на него благоприятное впечатление. Чувствовалось знание противника, знание своих войск и, главное, вера в их боеспособность. По мнению ком фронта и командующего армией, контрудар, назначенный на 2 сентября, наносить нереально. Вступление армий в бой по частям, без средств усиления, без тщательной разведки системы обороны противника и без нужной подготовки, вообще, ожидаемых результатов не сулило.

— Кто же вас принуждает, коль заранее сознаете провал операции? — спросил Жуков.

— Требуют, — ответил Гордов.

— Посылать солдат бездумно в бой — головы не надо, — заметил Жуков, подумав о встреченном на дороге солдате, который, теперь уже было ясно, намекнул, что наглядеться придется смертей. — Приказ о контрударе оставить в силе, — добавил уже строгим тоном Жуков, — Но день штурма нужно отодвинуть. Наступление 1–й гвардейской армии переношу на 5 часов 3 сентября… а соседние армии смогут начать наступление на два дня позже этого срока.

— Меня за это по головке не погладят, — возразил Гордов. — Как я могу перенести срок, когда требуют сверху, от самой Ставки исходит.

— Сроки наступления я переношу по праву заместителя Верховного главнокомандующего.

Услышав это, Гордов и Москаленко невольно встали, испытывая строгую торжественность оттого, что Жуков получил высокое назначение и вот теперь беседует с ними почти на переднем крае в подрагивающем от взрывов блиндаже. Жуков указал жестом, чтобы сидели. Часа через два о своем решении он доложил по «ВЧ» в Москву. Потом прилег на земляной топчан, чувствуя, как от утомления разламывается голова.

Уснуть сразу не мог. Знобило. Он попросил чаю. Пил лежа, затем, укрывшись суконным одеялом, согрелся… Вскоре сон одолел его.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ