Крушение

– Я упомянул про него сам, но ненавязчиво. Не думаю, что она вообще могла свободно разговаривать. Единственно, что удалось вытянуть из Зельды, это что у нее исчезла мать. При этом она пришла в возбуждение, и я пригасил тему.

– Это, по-твоему, всплеск безумия или ты задел нерв?

– Понятия не имею.

– Мама исчезает… Слушай: учитывая, что она была актрисой, как насчет какого-нибудь сайта типа «Где они теперь»?

– Пробовал, – ответил я. – «Субурбия» продержалась два с половиной сезона. Там выложены все серии, и Зельда в составе, но ее биографических выкладок нет.

– Может, из них никто дальше и не работал.

– Это наталкивает меня на мысль, здоровяк. Попробую-ка я отыскать ее коллег по съемкам. В любом случае спасибо тебе. – Я встал. – Не подкинешь мне заодно тот адресок в Эхо-парке?

– Лучше я сам с тобой поеду.

– У тебя что, есть время?

– Есть, нет… Все одно лучше, чем сидеть за этим.

Мой друг убрал с экрана тест и, взяв у меня свою куртку, вделся в рукава.

– Большой побег, – назвал это я.

– Расстановка приоритетов, амиго, – поправил Майло. – Как раз этому нас на семинарах и обучали.

Глава 9

Дорога в Эхо-парк заняла сорок пять минут, на протяжении которых я обзвонил несколько частных психбольниц и диспансеров в слабой надежде, что кто-нибудь там проявит гибкость и отойдет от правил. Эффект нулевой, но я хоть чем-то занимался, а не сидел, погрязнув в пессимизме, в то время как Майло с тихой руганью лавировал в транспортном потоке.

Протокольный адрес Зельды в Восточном Голливуде на поверку оказался облезлой трехэтажкой в зигзагах лестниц столетней давности – один из старожилов спального района, обросшего стрип-моллами, почтовыми ящиками и ресторанами в стиле «латино».

Что это за место, можно было понять безо всяких дипломов и пояснительных надписей. На скамейках у тротуара покинуто сидели люди. Пустые глаза, обвислые рты. При виде анонимно подчалившего авто сонная стайка вздрогнула и зашевелилась. К тому моменту, как мы с Майло вышли из машины, все они скрылись внутри.

На открытой двери три замка. Возле нее – плакат о том, что вход после девяти вечера воспрещен. Вестибюль скудный и унылый, несмотря на бодрые аквамариновые стены; здесь же на подставке доска с правилами и распорядком для обитателей приюта «Светлое утро». Табличка на стене перечисляла источники финансирования: дюжину церквей и синагог.

Пациентов видно не было, хотя с верхнего этажа доносилось шарканье шагов. Резной орнамент на обшарпанном прилавке регистратуры выдавал, что когда-то здесь было, вероятно, вполне приличное заведение вроде отеля.

Я изготовился к штурму очередной неприступной стены и тут обратил внимание, что лицо за прилавком мне, похоже, знакомо.

Может, в этот раз сложится как-то по-иному.

Юная невеличка лет двадцати с небольшим, занятая карточками. Утонченное боттичеллиевское лицо в обрамлении темных кудрей украшено большущими карими глазами. Изящные, по-детски тонкие пальчики. Вся серьезная, сосредоточенная.

Выпускной курс колледжа, где я преподавал. Пару лет назад читал там лекции по детской психологии, а она задавала вопросы, причем по существу. Усердно записывала. Джудит… фамилии не помню.

Наше приближение отвлекло ее от работы (кажется, составление графика питания).

– Доктор Делавэр? – сразу узнала она меня.

Я успел разглядеть ее бэйджик: «Дж. Марс».

– Джудит? Привет. Какая встреча. Ты здесь на стажировке?

– Да нет, просто подрабатываю. Ипотека и всякое такое… Да еще и диссертацию пишу.

– Молодчина. И как продвигается?

– Да так, движется помаленьку. – Она с улыбкой пожала плечами.

В эту секунду ее взгляд упал на Майло.

– Это лейтенант Стёрджис, из лос-анджелесской полиции. Майло, а это Джудит Марс.

– Здравствуйте, лейтенант. Кто-то из наших что-нибудь учудил?

– Да нет, всё в порядке, – успокоил ее я. – Мы пытаемся найти женщину по имени Зельда Чейз. Этот адрес она указала как свое место пребывания.

– Вот как? Похоже, что эта информация слегка устарела, доктор Делавэр. По программе, полтора года назад у нас ввели разделение по полам, и женщины теперь размещаются в Санта-Монике.

– Дистанцирование мужчин от женщин. – Майло понимающе кивнул.

– Я тогда еще не работала, – пояснила Джудит, – но, насколько могу судить, совместное проживание здесь провоцировало вполне понятные проблемы.

– А у вас остались записи с времен до разделения?

– Боюсь, что нет, лейтенант. Все, что относится к женщинам, перешло туда вместе с ними.

В то время как она выписывала нам адрес и телефон приюта в Санта-Монике, с лестницы, держась за перила, начал валко, чуть не падая, спускаться какой-то доходяга. Изможденный, с загнанными, уставленными в никуда глазами. Дряблые губы шевелились, но не произносили ни звука. На вид ему было лет сорок, а может, и все сто. Не обращая на нас внимания, он прошел мимо и пошаркал куда-то вправо.

Джудит Марс подала мне листок с информацией и вздохнула:

– По крайней мере, они получают здесь необходимый уход.

– А какой здесь, интересно, контингент пациентов? – поинтересовался я.