Итак, он проповедовал, как это делали и до него, что «мы не хотим иметь дело с существующими властями». Будем откровенны: это призыв к отказу служить правительству. Столь же откровенно его напоминание о том, что Империя так или иначе обречена на крушение. «Если небо и земля должны исчезнуть, почему мы должны удивляться тому, что в определенный момент и государство должно прекратить свое существование? — И если то, что сотворил Господь, однажды погибнет, то, конечно, сделанное Ромулом исчезнет куда быстрее». И даже существующее отождествление церкви и государства окажется недостаточным, чтобы остановить разложение.
Что же в этих условиях оставалось делать отдельному гражданину? Рим, к его выгоде, неумолимо сокращался в размерах. Наша настоящая постоянная родина, говорили ему, единственное истинное царство, соответствующее жесткой идее правоты, находится повсюду с нами. «Что нам нужно, — заявляет Августин, — так это путь, который поможет нам вернуться в это царство: вот как мы покончим с нашими бедами. Что же касается земных кризисов и катастроф, то ими можно пренебречь — или даже приветствовать, поскольку Бог насылает их нам для возрождения человека. Бедствия в стране, в которой вы являетесь просто иностранцем, вообще должны быть вам безразличны. А потому, когда эти бедствия происходят, относитесь к ним как к приглашению сосредоточить ваши мысли на вечном, и представьте, что ваши сокровища находятся там, куда ни один ваш враг не в состоянии добраться. Августин шлет послание патриоту-язычнику, взволнованному несчастьями, обрушившимися на Рим: «Пожалуйста, простите нас за то, что наша гибнущая страна причиняет вам беспокойство … вы заслужите куда большего, если посвятите себя высшему отечеству».
Это совсем не те слова, которые вдохновили бы человека на защиту гибнущей Римской империи. Августин сдвинул центр тяжести таким образом, что государство стало теперь занимать в сознании людей куда меньше места; далекий от того, чтобы помочь своей стране выжить, он только способствовал ее паданию. Но приписываемое ему предположение, что поскольку предотвратить падание Римского мира выше сил провидения, то все попытки людей в этом направлении в любом случае бесполезны, встретило резкий отпор со стороны таких мыслителей, как Пелагий. «Человек не пленник истории, — пишет Давид П. Иордан в своей книге Гиббон и его Римская империя, — он живет не в притоне, он может освободиться благодаря своему разуму».
Хотя полностью влияние Августина не сказывалось на новых поколениях, многие писатели в течение последних лет Римской империи повторяли его высказывания, полные фатализма. Например, именно в этот период поэт Коммодиан злорадствовал по поводу падения города: «Он, который похвалялся своей вечностью, теперь оплакивает ее». То же звучит в словах Ориента, епископа из Оски (бывший Елимбер, ныне Ош) в Юго-Западной Франции: «Почему проходят похоронные церемонии по всему миру, превращающемуся в руины в соответствии с общепринятым законом для всего смертного?» Более того, Орозий, которому Августин поручил написать историю Рима, не только напоминает нам снова, что Рим заслужил эти атаки германцев — потому что когда-то преследовал христиан, — но и что эти нападения даже полезны, «потому что они могут привести к распаду Империи». Священник Сальвиан, веривший в то же самое, добавил два реалистических комментария. Первый — Империя уже была мертва, или испускала последний дух. И второй — большинству римлян не хватало воображения понять ту высшую степень опасности, которая грозила им, а если даже некоторые обладали такой проницательностью, то у них не было сил, чтобы что-то предпринять.
Из-за существования такой инерции мышления, что является очень точным диагнозом, утверждение Августина о том, что все старания людей бесполезны, как в этой ситуации, так и в любой другой, несет на себе свою долю ответственности за создавшееся положение; либо, по крайней мере, он очень точно выражал превалировавшие тогда ощущения, легко выстраивавшиеся в один ряд с другими многочисленными тенденциями, приведшими к падению Рима.
ПРИЛОЖЕНИЯ
Приложение I
РЕЛИГИОЗНЫЕ РАЗЛАДЫ
Разделение Западной и Восточной империй и трения между ними, описанные в главе 8, помогли выявить важнейший внутренний разлад в истории христианства: раскол между католической и ортодоксальной церквями.