Крутые перевалы

Внезапно я почувствовал, что из-под ног уходит пол. Началась качка. Держась за перила, оглядываюсь кругом. Из кают выползает на палубу еще несколько пассажиров. Качаясь, застывают недалеко от меня. В мертвенном свете неяркой половинки луны колеблются тени от мачт. Чехлы, которыми покрыты сложенные одна на другую шлюпки, выглядят матово-серебряными...

Встав поутру после тяжелой, почти бессонной ночи, я с трудом поднялся на палубу. Килевая качка сменяется бортовой и наоборот. Вокруг расстилается бесконечно-бугристая водная равнина. Она пустынна, однообразна, но я не могу оторвать от нее глаз. Стихия подавляет своим могуществом, величием. Огромен океан, высоко бездонное небо. На этом фоне наш большой двухтрубный корабль выглядит утлой и жалкой ладьей.

Несмотря на однообразие океана, он мне кажется прекрасным. Чем, точно не могу объяснить. Вероятно, величием, безграничной силой, сказочной ширью. Когда к горизонту уходит солнце, океан вдруг становится из серо-зеленого бронзово-золотистым. По водной равнине текут, расплываются не то изумрудные, не то малахитовые переливы с слегка розоватым оттенком.

Никогда не думал, что природа может создавать такую палитру красок на воде, расцвечивать так, как ни один художник в мире. Невольно вспоминаю рассказы учителя Яловеги о морях и океанах, их таинственных глубинах и неисчерпаемых богатствах, таящихся на дне, недоступных пока человеку...

...Уже третий день не утихает шторм. Океан бурлит, качается, а нам еще плыть и плыть. Первый помощник капитана — человек с большой кудлатой головой и крупными чертами лица, всегда тщательно, до синевы, выбритый, «обнадежил»: «почти неделю еще предстоит вот так качаться»...

Лишь один день, после отплытия из Франции, был штиль. Все остальное время океан не спокоен.

Мне, выросшему на твердой земле, никогда не видевшему «живого» моря, а не то что океана, трудно привыкнуть к постоянно колеблющейся, танцующей под ногами почве. Каждый раз судно раскачивается толчками, широко, словно на гигантских качелях. Колоссальная слепая сила океана то медленно и легко поднимает пароход, то так же легко валит его попеременно на одну и другую стороны. Затем, будто раздумав дальше забавляться судном, океан выравнивает его и вдруг опускает носом в глубокую водную пропасть. Потом все начинается сначала. Мачты и снасти ревут, как живые существа от боли. Потом рев сменяется диким свистом. Скрипят переборки, привинченные к полу диваны, кресла. Шумно несется вдоль бортов вода. Все яростнее накатываются с боков волны, стучат в стены и с злобным шипением стекают вниз...

Кажется, что океан никогда не успокоится, что до конца рейса будет длиться это отвратительное состояние, называемое морской болезнью. Людьми овладевают апатия, тоска, уныние. Лица желты, помяты, болезненны. Забиваешься в каюту, но в ней еще хуже. Над головой металлический скрежет. Словно кто-то методически пилит железом по железу. Это рулевая цепь ползает по палубе взад и вперед. Она гремит то громче, то тише. Под этот неумолчный скрежет заснуть трудно. Поднимаешься с койки, но сразу же садишься назад — под ногами медленно оседает пол. Стол, будто живой, ползет куда-то в сторону. Косо кланяются стены, а дверь в коридор вдруг становится боком...

Я уже не думаю о том, как прекрасен океан, как чудесны его краски при заходе солнца. Я сейчас думаю о другом, находясь будто в полусне.

Какая, очевидно, нелепость, что я пустился в этот далекий путь! Чем он закончится и закончится ли он вообще когда-нибудь. Но тут же я вспоминал причины, побудившие меня покинуть родину, предстоявшую каторгу в королевской армии, запоротых, расстрелянных румынскими оккупантами односельчан и махал рукой: будь что будет! Если доплывем до Канады, авось не пропаду. Да и не я один еду искать лучшей доли...

С трудом все же выбираюсь наверх глотнуть свежего воздуха. Мне виден весь танцующий на волнах пароход от самого бушприта до юта, с высокими крепкими мачтами, огромными трубами, напоминающими черную пасть какого-то чудовища. Вокруг по-прежнему вода, вода, вода...

Мысленно поклялся себе никогда больше не иметь дела с морем, тем более с океаном. Но, видимо, клятвы у людей, испытавших морскую болезнь, составляют почти физиологическую необходимость. Через день они уже забывают о них. Я тогда, конечно, не предполагал, что стану моряком, и годы, проведенные на судне, будут самыми лучшими и памятными в моей жизни...

Почти десять суток плыли мы беспокойным Атлантическим океаном. Наконец, вдали показалась еле приметная узкая темная полоска. Это был берег Канады. В синей дымке скрывался Квебек. Когда корабль подошел ближе, казалось, что на город наброшен плотный полог и он с трудом пропорол его своими высокими зданиями, шпилями, башенками, чтобы не задохнуться.

Негостеприимная Канада