Кружева лжи

Они нередко сидели на перерыве, общались. За годы совместной работы привыкли доверять друг другу и делиться новостями. Мосин Павел Эдуардович знал и Александру. Уважал. Поэтому о своих находках предпочитал прежде всего делиться с ней, а не с начальством – так было раньше. Или с Резниковым, так происходило теперь.

– Что у тебя, Паш? – спросил Иван, когда оба оказались у окна в коридоре. Одному хотелось подышать холодным воздухом, другой составлял компанию. – Не тяни. О чём хотел сообщить? Беременность? Наркотики? – торопил Резников.

Эксперт отрицательно помотал головой.

– Изнасилование?

– Не угадал. Татуировка.

Иван смотрел с недоумением.

– Необычная, Вань, – пояснил Мосин. – Во-первых, она полностью повторяет ваши находки: руну и сердце с отколотым краем. Во-вторых, её нанесли на правую ягодицу.

– И что?

– А то, Вань. Рисунок совсем свежий.

Резников присвистнул:

– Я должен рассказать Саше.

Селивёрстова схватила мобильник мгновенно, удивилась не меньше друга. Подозрения к Арееву ослабли. На листе появилась новая запись. Александра выбрала цвет переспелой сливы и написала:

«Татуировка идентична деталям с места преступления. Как это объяснить? Невероятное совпадение? Новый тренд среди маньяков? Или подсказка? Возможно ли то, что жертва знала о приближающейся смерти и таким образом оставила послание? Конечно, всё это лишь догадки, предположения. Попытки разобраться. Но, вдруг, я права? Тогда ясно, почему Васильева носила маску. Она боялась и не беспочвенно».

Детектив перечитала записи и вернулась к телефону. Она не сомневалась, если кто и мог знать о татуировке, то это подруги: Снежана и «Фея».

Глава 16

Марк чувствовал себя опустошённым. Он словно человек, ждущий смерти, знал: какие бы слова не произнёс, какие бы доказательства своей непричастности не нашёл, следак обернёт всё против. Да и как тут оправдаться, когда на стороне «закона» даже бывшая жена? Рита ясно дала понять: он хреновый отец, отвратительный муж, страшный псих, избивший друга не за что. А как это не за что? Тимуров же, собака, влюблён в Риту с третьего курса! Он даже на свадьбе пожелал им развестись! Обернул слова шуткой, но Марк-то правду знал. Тимуров сох по его жене. А она, глупая, не замечала.

Марк сжимал и разжимал пальцы, мечтая о сигарете. После информации, полученной непонятно откуда о том, что он когда-то работал в косметическом салоне, следак его вновь оставил одного. А Марку это было совсем не надо. Постоянные уходы бесили. Сначала тот ушёл, когда услышал о поисках зажигалки, затем после разговора с Ритой. Дал время поразмыслить над патовой ситуацией, узнав о странной юности. Да, он подрабатывал, нанося макияж! Но когда это было? Сто лет прошло! И было так, по глупости. По приколу! Поспорили с другом. Кто ж знал, чем спустя столько лет обернётся шутка?! Тогда они с приятелем ржали, клялись забыть подработку, как страшный постыдный сон. И на тебе! Следак напомнил, да только теперь ни хрена не смешно!

Злость копилась внутри, застилала глаза. Марк не знал, что хуже: опыт в макияже или сеансы у психолога. Сейчас он вновь остался один. Почему? Из-за новых данных, слитых, наверно, той же Ритой. А, может, следак изначально знал, а жена лишь подтвердила. Сути это не меняло. На Марка напали громадные проблемы и грызли его, не щадя прежних заслуг. А ведь он всегда старался жить по совести. По закону. Даже после драки явился к Тимурову в больницу. Извинялся – Рита просила. Фрукты ему носил, запрещённые сигареты. И что взамен? Смех в лицо и плевок в душу. Срал Тимуров на его извинения. Ещё и говорил, что Марк не достоин Риты, и скоро она это поймёт.

Он и к психологу записался из-за случившегося, да и бывшая настаивала. Походил, порассказывал всяких историй, прочитанных в инете – курс надо было пройти, хочешь не хочешь, это было Ритиным условием к возвращению нормальной жизни. Но он не сдержался. На последнем послал к чертям и специалиста, и Риту. Вечером напился, пришёл домой не в себе, начал обвинять жену в эгоизме, припомнил болезнь Полины.

Отчётливые фрагменты печальной вереницей выстраивались в памяти, разъедая душу серной кислотой. Марк чувствовал не только обиду на жену, но и отвращение к самому себе. Пускай, он не убийца, но забыть о Дне Ангела родной дочери сродни преступлению. Если бы не чёртова Ангелина, сейчас бы стоял на коленях перед Полечкой и молил о прощении. Представил, как дочка сердится, дует щёки, как это умеют делать только пятилетние, грозится рассказать всё Деду Морозу, чтобы тот ничего не дарил её папе.