Кружева лжи

Я хотела найти ту маму, но Клара Евгеньевна убедила этого не делать. К тому же она меня любила всем сердцем. Действительно любила. И мне её было искренне жаль.

Иногда я плачу из-за её смерти. Я ведь убила её не специально. Это вышло… не знаю, случайно. Я… я видела, как лёд проломился, видела, как она уходит под воду и побоялась шагнуть к ней. Побоялась спасти!

Я чудовище?

– Саш, ты в порядке? – Рукавица тронул за плечо, и детектив подняла глаза. – Ты плачешь? – в его голосе было столько удивления, что стало немного обидно. Будто Александра была роботом. Как будто у неё не было чувств. – Не знаю, что ты там нашла такое драматичное, но мы обнаружили список жертв.

Александра закрыла тетрадь, провела пальцем по обложке. Медленно, с осторожностью, словно, листы могли рассыпаться и затем тихо произнесла:

– Вы нашли список, а я нашла раненную душу маленькой девочки.

– Ты про это чудовище? – брови взлетели вверх.

Селивёрстова промолчала.

Рукавица не разделял мнения Селивёрстовой. Более того он лишний раз убедился в том, что Александре это дело даётся нелегко. Слишком много личного она видит там, где этого нет. Слишком много сострадания к той, кто не жалел никого.

– Не глупи, Саша. Чирина убийца, психопатка, безжалостная тварь. Или ты забыла, сколькими жизнями она пожертвовала? И ради чего? Мести родной сестре? Или удовлетворяя потребность в собственной жестокости? Взгляни на список! – потряс перед её лицом листком, заполненным на треть. – Здесь есть и Васильева, и Власова, и совершенно неизвестные нам жертвы. Какая-то тётя Нина, Алиса, Карина, Леся, Олечка, Викторова, Зебра. Продолжать?

Она помотала головой.

– Ты знаешь, кто эти люди? – Рукавица уже кричал. – Очередные трупы! Люди, чьи семьи теперь носят траур! Траур, Саша! Ты посмотри, сколько имён! А если они для тебя ничего не значат, посмотри на Гольцева! Бедный парень! У него забрали сестру, и почему? Да просто так! Посмотри на их мать! Несчастная женщина сидит на таблетках. Не хочет жить. Не хочет! Понимаешь? А ты жалеешь Чирину?

– Я прочитала достаточно. Это не первая запись. И я не отрицаю её вины. Лишь вижу в Виталине не только убийцу, но и человека. Раненного, несчастного. Одинокого. Я её понимаю. Это всё, что я хочу сказать, – на глаза навернулись слёзы, и Александра быстро стёрла их тыльной стороной ладони.

Рукавица поймал себя на мысли, какая уязвимая Саша. Какая она сейчас маленькая. Тихо заметил:

– А я хочу сказать, что расследование далось тебе нелегко, я это отчётливо вижу. Ты устала и принимаешь всё слишком близко к сердцу. Неправильно, Саша. Я знаю, в твоей голове полно тараканов. Но если ты видишь в вас что-то общее, то это уже клиника. Извини за прямоту.

– Не стоит извиняться.

– Стоит. – Вздохнул. – Я считаю тебя отличным специалистом и верным сотрудником. Да, – ухмыльнулся, – поразительно, но похоже в этот раз мы сработались. И несмотря на это вынужден сказать: ты отстранена от расследования. Никакого участия в допросе, никаких попыток связаться с участниками дела. Ты не работаешь на меня, и приказать я не могу, но, пожалуйста… хоть раз сделай так, как тебя просят. Не вмешивайся. Отдохни, наберись сил, успокойся. Разберись в себе, в конце концов. Сходи к психологу. Возможно, твоя любовь к работе оказалась слишком пагубной, и пора сделать передышку. Саша… – коснулся её плеча. – Когда полицейский сравнивает себя с убийцей, сочувствует и понимает преступника – это сигнал для беспокойства. Всё. Давай дневник и уматывай отсюда. Отдых, Селивёрстова. Позволь себе отдых. К тому же, – бросил взгляд за окно, – скоро Новый год. Чем не повод на время забыть об убийствах? – подарил ободряющую улыбку. – Давай. Я вызову такси.

– Не надо. Я сама.

– Как всегда независимая.

– И как всегда одинокая, – она произнесла это едва слышно, но он услышал.

– Кстати, позвони Резникову. Что-то я давно не слышал о вас сплетен, – улыбнулся, бросив фразу как бы невзначай.

– Я не привыкла навязываться, – Александра вспомнила «побеги» Бриза от разговора, его молчание в трубку.

– Сделать первый шаг – это не навязывание, это желание быть рядом с человеком. Ладно. Я тебе не отец, чтобы читать нравоучения, хотя порой мне кажется, что в человеческих взаимоотношениях мой сын поумнее тебя. Иди. Свободна. – И он отвернулся. Пошёл к ребятам криминалистам, захватив дневник Чириной.

Александра испытывала странное чувство. С одной стороны, ей было обидно. С другой, в словах Рукавицы звучала правда. Возможно, ей действительно нужна помощь. Не психолога, а друга. Того, кто скажет, что всё будет хорошо, и она нормальная. Того, кто сможет её понять.