Крылатый сфинкс, печальный цербер

Он шагнул в каморку, продолжая сжимать в руке топор. Наталья автоматически отметила, что лезвие чем-то испачкано. Неужели кровь?

Неужели кровь ее сына?

Феликс, поймав ее взгляд, коротко рассмеялся, но при этом его лицо приняло еще более угрюмое выражение:

– Нет, не человеческая! Во всяком случае, пока еще… Знаешь ли ты, детка, что рубить головы курицам и свежевать свиные туши – отличный способ снятия стресса, которому ежесекундно подвергаешься, ведя большой бизнес в близлежащей столице нашей необъятной родины?

Наталья не поверила ни единому его слову – он пытался заговорить ей зубы, убедив, что кровь не человеческая. И ей хотелось верить, что это так, потому что обратное могло означать, что…

Феликс медленно надвигался на нее, и Наталья бросила взгляд по сторонам: ничего, чем бы она могла воспользоваться, под рукой не было.

– Да, стрессу, детка, который возникает, например, когда мой бывший лучший друг Алексей, твой, кстати, муж, объявляет мне войну!

Наталья придерживалась по этому поводу иного мнения, однако сочла, что момент делиться им с Феликсом, надвигавшимся на нее с топором, явно неподходящий.

– Он ведь уверен, что ты еще меня любишь! И что я тебя люблю! Представляешь, детка, он ведь тебе напропалую изменяет, трахается со всякими дурочками, а считает, что имеет право в чем-то меня подозревать!

Наталья уперлась спиной в цементную стену. Феликс с топором стоял прямо перед ней, и вид у него был… такой… целеустремленный.

И одновременно полностью неадекватный. И как же ей раньше в голову не приходило, что этот человек болен, причем, судя по всему, давно и очень, очень, просто очень серьезно болен?

– Ты ведь ничего ему не сделал? – спросила тихо Наталья, и Феликс, казалось, пробудился от сна. Вздрогнув, он сипло спросил:

– Кому?

Вместо ответа Наталья вытянула руку с бейсболкой, на которой значилось имя сына, и Феликс возмущенно и с детской непосредственностью воскликнул:

– Нет, как ты можешь, детка! Я бы никогда не причинил Кирюше…

Он осекся. Его взгляд снова стал неприязненным, он посмотрел на Наталью и прошипел:

– Ты в чем меня подозреваешь? Ты что обо мне думаешь? Ты что, меня в растлители малолетних или, более того, в серийные убийцы детей записала, детка?

– А ты кто? – спросила она его, и Феликс вдруг уставился на топор, который держал в руке. Задорно рассмеявшись, он произнес:

– Господи, а я-то думаю, что ты дрожишь как осиновый лист и все время от меня пятишься… Извини, детка, просто забыл, что держу в руке эту штуку! – Он снова рассмеялся и добавил: – Просто я его схватил, когда вернулся в дом и понял, что кто-то в подполе шурует. Думал, что это те же твари, что и мою ласточку раскокали… Но ведь это ты сделала?

Наталья ничего не ответила, а Феликс, в одно мгновение превращаясь из мрачного в разбитного, протянул ей топор обухом вперед, заявив:

– Нá, возьми, детка, если так боишься! Не собираюсь я тебя в фарш превращать, детка, не собираюсь.

Но рука его заметно дрожала.

– Где он? – повторила она, и по взгляду Феликса поняла, что он прекрасно понимает, что она ведет речь о Кирюше.

– Ты что, детка, заявилась с утра пораньше, раздолбила мой дорогущий автомобиль, чтобы задавать мне дурацкие вопросы? Тебе лучше знать, где твой сын! Наверное, резвится в саду твоего нового жуткого дома!

И вдруг он резко убрал топор и спросил:

– Повторяю: что ты здесь делаешь?

Наталья, пристально смотря в глаза Феликса, произнесла:

– Ищу своего сына. Которого ты вчера похитил. Верни мне его, живого и невредимого, и я ничего не сделаю.

Она на самом деле была готова на такую сумасшедшую сделку – с сумасшедшим.

– Алексей в курсе, что я здесь. Он со своими ребятами сюда уже едет. Они будут здесь с минуты на минуту, – выдала она столь явно шитую белыми нитками историю, что была уверена: Феликс ей в глаза рассмеется.

Но вместо этого тот опустился на детскую кровать и уронил топор под ноги, а затем, закрыв лицо руками, зарыдал.

Наталья осторожно приблизилась к нему и положила Феликсу руку на голову. Нет, ей не было его жаль, или только самую чуточку, однако она хотела знать, что он сделал с ее сыном?

Подняв на женщину заплаканное, ставшее вдруг таким некрасивым лицо, Феликс гундосо произнес:

– Так и знал, детка, что это глупая затея. Но мне надо стать первым, надо, понимаешь, детка, надо! Алексей забрал у меня тебя. Алексей сделал с тобой ребенка. Алексей стал номером один в российском издательском бизнесе. Алексей завел очередную любовницу. Алексей…

Он зарыдал еще сильнее.

– И поэтому ты забрал моего сына? Чтобы лишить нас… меня счастья? – произнесла Наталья, убирая руку с головы Феликса.

Тот, закрыв лицо ладонями, словно щитами, проговорил сквозь рыдания:

– Ну я хотел… Хотел тоже стать номером один! Поэтому и мысль забрать у Алексея то, что ему дорого… Например, тебя, детка. Например, издательский дом.

Например, Кирюшу, хотя Наталья знала, что к сыну Алексей равнодушен: здесь Феликс просчитался.