Крылья

Первый порыв был, когда Ксюху услышал сверху, подняться к ней, спросить, что думает о нашем будущем? Помнит, как мечтали в доме у озера о детях, о дочке — красавице и двух пацанах, о собаке! Быстро, однако, забыла! С Серым теперь мечтает! С этим можно не о доме, о дворце мечтать… До чего же бабы, всё-таки, лживые продажные шкуры! Ну, поглядим ещё, чем всё закончится, злорадствую, конечно, но Серый — он таков, наиграется быстро и поминай, как звали… Вот поплачешь ещё на моей груди, Ксюшенька, а я-то подумаю, прощать ли! Прощу, само собой, но не сразу, сначала поплачешь… А, потом всё равно, прощу, куда ж мне без тебя, не жизнь, каторга…

А Серому завтра морду набью! Напросился…

* * *

…Мой лучший друг с утра, как обычно, бодр и весел, руки всем жмёт и мне тоже, как ни в чём не бывало. Анекдот новый рассказывает.

Сегодня физ. подготовка по плану. Помахаться с ним, что ли в спарринге? Фэйс симпатичный подправить? Смотрю, кто-то уже подправил в выходные, на брови пара медицинских скобок. Самоотвод запросто может взять, на травму сошлётся. Пообещаю лицо не трогать, у нас в голову и так запрещено.

— Ну, что, Серый, размяться не хочешь? — киваю в сторону ринга.

— Давай! — соглашается сразу же. Весь на позитиве, аж, тошно!

Идём за перчатками, шлемами. Собирает патлы свои белобрысые в хвост, открывая подозрительный синяк на шее, душили его что ли? Правда, едва заметный уже, но точно синяк. Потом осеняет: засос! Ну, точно, с Ксюхой уже дела на мази! Убью гада!

Не так-то легко его зацепить ещё. Оно и понятно, ловкий, энергичный, гибкий, увёртывается, да ещё и меня раззадоривает. Я, хоть физически и хорошо подготовлен, но за Серым в этом плане у нас в подразделении лидерство. Снова промахиваюсь, а он нет, бьёт не сильно, будто демонстративно лишь фиксируя касание перчаткой. Лёгкие удары сыплются с разных сторон. Серый дразнит меня, как торреро быка, а сам движется красиво, свободно, будто в танце, танцор хренов! Ну, ничего, подожду, улучу момент, хотя наливаюсь яростью, и это мешает сосредоточиться. И момент всё не настаёт и не настаёт…

Он умотал меня до предела, а шанса так и не представилось. Боковым зрением замечаю, что следующая пара к спаррингу готова, в часы энергично тычут. Кто-то орёт,

— Раунд!

Серый останавливается, выходит из боевой стойки, пытается втолковать пацанам, что наше время не вышло. Ну, раз не вышло, то бой не окончен! По морде, значит, нельзя? Но я-то знаю, куда можно! В душе сто раз видел… Получай везунчик!..

Он содрогается, не ожидал, да и удар хороший получился, крепкий, а главное, меткий, с оттяжкой! Я уж постарался, всю силу вложил и не ошибся. Серёга пошатнулся, но не упал, кровь отлила от разгорячённого лица мгновенно, зрачки расширены, в глазах боль и недоумение. Смотрит так, будто я в него пулю пустил. Мужики ничего не поняли, матерятся. Знаю, что на меня.

— А, чего? — делаю растерянное лицо, — раунд, что ли? Мы же только начали! Серый уходит с ринга, держась за грудь. Получил извращенец! Перед Ксюхой цацки свои выставляй, а здесь дерись, как мужик! Сам виноват!..

Иду вслед за другом, а гнев-то отпускает, и по мере этого, вакуум в душе заполняется стыдом. Просыпается внутренний судья, он честен со мной и справедлив, — в, чём он виноват? В том, что я его ударил исподтишка? Пирсинг-то тут причём? Я же ни разу не сумел его коснуться по-честному! Он удар пропустил, потому, что открылся, потому, что не ждал…

…Сидим на скамейке рядышком. Вроде как не ссорились. Не дуэль же это была. Если начальство узнает, что драка, а не разминка, жди разборок, взысканий, премии лишат точно! Ему-то наплевать, а мне? Но Серый не из тех, даже вида не подаёт, со стороны всё выглядит, как лёгкое недоразумение. Мужики заняты, внимания никто на нас не обращает.

— За что? — два коротких слова, но мне достаточно, чтобы пойти в атаку и объяснить, да он сам не дурак, понял, — Ксения? — боль в глазах сменяет понимание и разочарование. Это он во мне разочаровался, козёл!

— А, ты не догоняешь, как мне больно? Думаешь, я деревянный по пояс?! Демонстративно уводишь мою женщину и удивляешься, как дитя?

— Мне казалось, обсудили в прошлый раз, какая женщина твоя, а какая нет, — недоумевает.

— Ксюха моя! Обсудили, не обсудили, а чувства я куда дену? Или думаешь, разложил по полочкам, так теперь всё и лежит, как разложено!

Молчит, обдумывает,

— Ладно, проехали, — примирительно хлопает по плечу, — прости, что не понял твоего состояния. Сам виноват, надо было отказаться или быть внимательнее… Хоть полегчало?

От этого его прощения и сочувствия ещё стыднее становится, словно, блаженного обидел,

— Прости, что не сдержался, что зацепил! Очень уж ты уязвим со своими игрушками! На кой хрен они тебе?

— Наверное, чтобы не забывать, что у боли и удовольствия один источник, — пожимает плечами со странной улыбкой, стаскивая майку, на которой уже проступила кровь, — ты тоже уязвим, как видишь, хотя и без них…

— Вижу… что разодрал, конкретно… Может, вытащишь? — предлагаю.