Крылья беркута

Она поднялась со стула, готовая сию минуту выйти из комнаты, если не прекратится неприятный для нее разговор.

— Может, я не пришлась к месту? — спросила она. — Может, я лишняя в монастыре?

— Боже мой, о чем ты?

— Мне Ирина Ивановна рассказала, как обо мне спорили и ругали меня старицы. Так зачем же за глаза ругать человека? Это даже нечестно! Лучше все сказать прямо.

Игуменья закусила губу, с ее лица исчезло то выражение доброты и ласки, которое так покоряло Надю. Но это длилось всего лишь мгновение. Снова потеплели глаза игуменьи, подобрел ее голос.

— Мы говорили не только о тебе, все обитатели монастыря на совести у меня и стариц. За каждую душу я отвечаю перед всевышним... Не скрою, возмущению сестер не было предела, когда узнали, что ты пришла из отряда красных, да и как можно, зная это, оставаться спокойной? Красные захватили город, принесли голод и болезни, посеяли войну и смерть. Красные — наши враги! Враги всех, кто носит в сердце имя Христово! Они же безбожники! А ты служила им... Ты пришла оттуда! Так могли ли наши старицы спокойно взирать на твой приход? Ты не глупа, сама найди ответ... Но я не собиралась обо всем этом говорить с тобой, ибо с первой встречи поняла, что душа твоя чиста и на тебе не лежит грех за красных, за их деяния. Я рассказала о тебе старицам, и ни у одной не осталось неприязни к тебе, ни крупицы зла или недоверия... Тебе одной я могла вверить и судьбу монастыря. Мне показалось, что и ты увидела во мне не только игуменью, но и старшего, доброго друга. Или я ошиблась?

— Нет, я вам очень благодарна.

— А благодарить-то еще и не за что. Я распахнула свою душу тебе навстречу потому, что иначе не могла. За это не благодарят. — Игуменья замолчала, устало прикрыв глаза. — К тебе я обратилась со своей просьбой не потому, конечно, что в монастыре нет преданных, верных людей, — повторяю, мне казалось, что тебе это проще осуществить, нежели любой из монахинь. Но не будем возвращаться к этому вопросу. Если ты не можешь пойти туда, значит, у тебя есть на то свои причины. Я не прошу, чтобы ты открыла их. Придет время — сама скажешь. А на стариц не обижайся. Большинство из них всю жизнь свою отдали монастырю, хотят ему добра и в любую минуту готовы на его защиту. Вот так, дитя мое. Забудем этот разговор. К тому же у меня так сильно болит голова... Я посижу, подремлю, а ты тихонько почитай мне. Из библии. Ты церковнославянский знаешь?

— Немного. Медленно читаю.

— А священное писание не светская книга, его положено читать не спеша, с раздумьем. Возьми вон на той полке библию. Видишь зеленую закладку? Там начинается «Откровение Иоанна Богослова». Люблю эти пророческие страницы. Неоднократно перечитывала, но всякий раз, когда возвращаюсь к ним, открываю для себя все новые и новые тайны. Дивная мудрость! И не каждому дано понять вещие слова. Я всегда удивляюсь, как могла я, читая раньше, даже, скажем, накануне, не понять и не увидеть того, что открывается мне сегодня. Читай, дитя мое.

Надя села на свое обычное место напротив кресла-качалки и, положив на колени тяжелую книгу, стала читать.

Вначале она с трудом справлялась с церковнославянским текстом и не раз в замешательстве останавливалась над сокращенными словами с титлами наверху, но, прочитав страницу-другую, восстановила в памяти тайны этих титл, и дело пошло на лад. Раньше Наде не доводилось читать «Откровение». Не все понимая из церковнославянского, она все же заинтересовалась своеобразным слогом книги и стала читать не столько для настоятельницы, сколько для себя. Ее удивили и поразили суровые слова «Откровения», казалось, будто книга написана не в стародавние времена, а совсем недавно, и не о каких-то забытых событиях древности, а о том, что сейчас происходило за стенами монастыря.

— Ты все понимаешь? — спросила игуменья.

— Почти...

— Сбывается великое пророчество. Близится судный день. Горе нам, горе великим грешникам... Читай дальше.

Надя снова склонилась над книгой. Здесь говорилось о том, что настанут тяжкие дни, подымется брат на брата, сын на отца, всю землю окутают железные провода, поползут по земле железные кони, а в небо поднимутся железные птицы. Но чем дальше она читала, тем непонятнее становился текст, и вместе с тем пропадал интерес к книге. Надя на мгновение прервала чтение.

— Устала? — спросила игуменья.

— Устать не устала, а что-то не совсем понятное пошло...

— Что же именно?

— О звере: и многолик и многорук...

— Я тоже не сразу все понимала.

В это время в дверь постучали, и вошла послушница игуменьи.

— Благословите, матушка. Тут от больших ворот пришла привратница. Какая-то мирянка спрашивает эту девицу, — она кивнула головой в сторону Нади.

— Надю?

— Да, Надежду Корнееву.

— А кто такая? Зачем?

Надя поднялась, собираясь уйти, но настоятельница жестом остановила ее.

— Подожди, дитя мое!

— Кто такая — не знаю, — хмуро ответила монахиня. — Привратница сказывает, будто пришла откуда-то издалече. Дальняя родственница...