Однако ум лорда Марка был ничуть не слабее, чем у Милли, и он без труда понял, сколь малое впечатление произвел на девушку и как мало знает о ее истинных обстоятельствах. В ответ на ее уклончивые расспросы он сказал, скорее, намекнул, что в современном Лондоне у многих нет такого понятия, как постоянное местопребывание. Все бывают везде, и никто не привязан к одному месту. Честно говоря, он мог бы назвать людей, посещающих этот дом, они входят в круг хозяйки дома. Но существует ли этот круг в действительности, не является ли он условностью, не имеющей определенных границ и постоянно меняющейся, как великое бурное море в районе Ла-Манша или некий причудливый сплав разнородных элементов? Он поставил этот вопрос, давая понять, насколько он невозможен и не поддается решению; Милли показалось, что за пять минут он рассказал ей слишком много, хотя успел миновать лишь одну-две ступени головокружительной лестницы; впрочем, его слова помогли ей избавиться от подозрений, что здесь ее не воспринимают всерьез, судят свысока: он говорил так, словно хотел избавиться от избытка информации, но весьма небрежно. В каком-то смысле он был ее противоположностью, но именно в силу этого он выглядел таким же потерянным странником, как и она сама; более того, несмотря на очевидные несовпадения – они, вероятно, были вполне преодолимы, если подобрать правильный ключ, – он тоже представлял собой великую реальность жизни, как и миссис Лаудер или Кейт. Когда лорд Марк упоминал первую из этих дам, он использовал одно и то же определение – «исключительная женщина», «совершенно исключительная женщина» или «чем больше узнаешь ее, тем яснее понимаешь, насколько она исключительная женщина», а про вторую не сказал ни слова, лишь один раз заметил, что она поразительно, просто поразительно хороша собой. Милли отметила про себя, что его ум стал проявляться в разговоре не сразу, и постепенно она все отчетливее видела, что он гораздо значительнее, чем человек с титулом, каким его представила ей хозяйка дома. Вероятно, он один из тех людей, о которых она слышала дома: ей говорили, что типичный англичанин тщательно скрывает мысли и чувства. Даже мистер Деншер отчасти обладал этим свойством. Но что делало лорда Марка таким живым и реальным, если он был наглухо закрыт и предельно сдержан? За внешней невозмутимостью ощущались интенсивность и сила намерений, внутренняя сосредоточенность, и это еще не все. Трудно было понять, сколько ему лет, – он мог быть молодым человеком, выглядящим старше своего возраста, или весьма взрослым, но сохранившим нечто юношеское в облике; само по себе это ничего не значило, но он начинал лысеть, производил впечатление человека, утратившего юношескую свежесть или, если выразиться точнее, суховатого: в нем можно было угадать озабоченность жизнью, а в глазах на мгновение – совсем мимолетно – появлялось чистое и ясное выражение, почти детское. У него были аккуратные светлые усы, и он по-мальчишески часто прикасался к ним кончиками пальцев, причем этот жест придавал его облику нечто утонченно-интеллектуальное и в то же время кокетливое. Нечто игривое мелькало порой и в его взгляде, хотя он носил очки, и это делало его похожим на задумчивого бостонца.