Крылья голубки

То есть в этом был бы весь ее смысл, если бы не добавилось более острое обстоятельство – отправляться ему следовало немедленно. Его «миссия», как это называли в редакции, скорее всего, закончится в июне, это было весьма желательно; но чтобы этого добиться, ему не следует терять ни недели: его расследования, как он понял, должны охватить всю территорию, и тут были государственные резоны – резоны, которыми оперируют в штаб-квартире империи – на Флит-стрит! – так почему бы не начать ковать железо, пока оно горячо? Деншер не стал скрывать от Кейт, что попросил один день на обдумывание, и объяснил, что счел своим долгом сначала поговорить с ней. Кейт же ответила, что никакой другой его поступок не показал бы так ясно, насколько тесно они связаны друг с другом: она явно гордилась тем, что столь важное дело зависело от ее решения, но еще более явным было то, как она восприняла его срочное задание. Ее обрадовали его перспективы, и она убеждала его поскорее взяться за выполнение почетной задачи; она будет ужасно скучать по нему, разумеется, будет скучать, как же иначе? – но столь мало придавала этому значения, что заранее радовалась тому, что он сможет увидеть и что сумеет сделать. Она такое значение придавала этому последнему обстоятельству, что Деншер рассмеялся ее наивности, и в то же время ему не хватало решимости сказать ей, какого размера реально была его ежедневная капля в море газетной продукции. Его поразило, с какой радостью Кейт восприняла то, что произошло на Флит-стрит, – тем более что он сам, в конце концов, отнесся к этому точно так же. Ему нужно будет поднять и усовершенствовать тему – именно этого от него и хотят – и, сколько бы ни было штатов в Соединенных Штатах, посетить по возможности каждый из них; и потребуется много больше, чем все Соединенные Штаты, вместе взятые, чтобы выбить

его из колеи. Именно потому, что он не занимался пустой болтовней, не совал повсюду свой нос, не был заядлым сплетником, его и выбрали из всех. Это было новое ответвление их корреспонденции, для которого потребовался новый тон, именно с этим ответвлением связанный, такой тон, каким оно, с этих пор начиная, всегда будет отличаться благодаря его, Деншера, примеру.

– Да ты и вправду должна быть женой журналиста, раз так хорошо все понимаешь! – воскликнул Деншер в восхищении, хотя в глубине души поразился, что она фактически торопит его уехать.

Однако Кейт оказалась чуть ли не раздражена его похвалой:

– Как ты можешь ожидать, что тебя не поймут, когда тебя так любят?

– Ах, тогда я скажу это иначе: «Как же ты меня любишь!»

– Да, – подтвердила она, – это, по справедливости, искупает мою глупость. – И она добавила: – Должна же хотя бы я пользоваться воображением за тебя!

В этот раз она говорила о будущем как о чем-то столь маловероятном, что Деншер почувствовал какую-то ненормальность в собственном сознании из-за того, что подробно рассказал ей – с выводами, к которым теперь пришел, – о том, что произошло между ним и реальной вершительницей их судьбы. Этому рассказу несколько мешала новость, полученная Деншером с Флит-стрит; однако в тигле их радостного разговора этот элемент очень скоро слился с другим, и в образовавшемся сплаве их уже нельзя было отличить друг от друга. Более того, наш молодой человек, прежде чем попрощаться, успел понять, почему Кейт говорила с мудростью, к этому безразличной, и обрел это понимание окольным путем, лишь углубившим его радость. Оба они обратили свои взоры к ярко освещенной стороне жизни, стоило ему лишь ответить на вопрос Кейт, способны ли они для вида сыграть в терпение – в чудовищную игру в терпение, и сыграть ее с успехом? Именно ради возможности сделать такой вид она несколько дней назад и настаивала так упорно, чтобы он повидался с ее тетушкой; и если после часа, проведенного с этой дамой, Деншеру не пришло в голову, что встреча с нею прошла весьма успешно, то теперь, по крайней мере, неприятные факты заблистали гораздо более благоприятным смыслом, пока Кейт разбирала их один за другим.

– Если она соглашается, чтобы ты приходил к нам, разве это не все, что надо?