Крылья голубки

Еще более абсурдным представлялось то, что в конце этой недели должен был наступить день, когда выяснилось, что, как можно было бы понять, точно «в ответ» на это Милли всего лишь попросила, чтобы ей рассказали немного про лорда Марка и, если возможно, оказали ей честь, позволив нанести визит миссис Кондрип. Ей были предложены совершенно другие развлечения, но энтузиазм Милли не стыдился быть откровенно человеческим, и казалось, что юная леди рассчитывает на более существенные открытия от знакомства с беспокойной дамой из Челси, чем от самого лучшего спектакля Лондонской оперы. Кейт восхищалась – и не скрывала этого – полным отсутствием страха: страха, что подобная встреча неминуемо грозит вызвать непреодолимую скуку. Ответом была ссылка Милли на собственное любопытство, что заставило ее подругу подивиться странной направленности этого любопытства. Впрочем, некоторые из его сторон были гораздо понятнее, и Кейт вовсе без удивления услышала, что Милли совершенно озадачена в отношении лорда Марка. В то же время рассказ молодой леди о нем был явно далеко не совершенен, ибо те его черты, которые стали им обеим видимы на банкете у миссис Лоудер, с трудом поддавались объяснению. Человек вообще узнает других людей по тому, что у них есть показать, когда есть что-то такое – за или против них, – что можно потрогать, назвать или подтвердить: а Кейт не могла вспомнить никакого иного случая столь высокой оценки человека, столь успешно расцветавшей без всякого подтверждения. Главным достоинством лорда Марка считалось его будущее, которое каким-то образом оказалось принято тетушкой Мод, словно это – замечательный повар лорда Марка или его паровой катер. Она же – Кейт – вовсе не хочет сказать, что он – обманщик: он вполне способен совершить великие дела, но пока что, сказать по чести, это все, что он успел совершить. С другой стороны, ведь можно все-таки назвать достижением, вовсе не каждому доступным, что его персону настолько всерьез воспринимает тетушка Мод. Самое лучшее, что в целом можно о нем сказать, – это что тетушка Мод в него, несомненно, верит. Она часто бывает эксцентрична, но она умеет разглядеть в человеке обманщика, и – нет! – лорд Марк не таков. Он некоторое – не очень долгое – время был членом парламента, на стороне тори, но потерял свое место при первой же возможности, и это – единственное, на что следует указать. Однако сам он никогда ни на что не указывает, а это, весьма возможно, и есть признак его истинной мудрости, один из тех признаков, что истинно мудрые делят с истинно ничтожными. Даже тетушка Мод часто признавала, что, на ее взгляд, тут слишком много всякого, чтобы можно было вынести окончательное суждение. И между прочим, лорд Марк вовсе не равнодушен – то есть не равнодушен к самому себе, – ибо он «разрабатывает» Ланкастер-Гейт «на всю катушку», точно так же как Ланкастер-Гейт, вне всякого сомнения, разрабатывает его самого; а так как разработка происходит в Лондоне и разрабатываемые находятся тут же, все это, как можно было бы объяснить, оказывается составными частями отношений.