Крылья в кармане

В конце диспута публика устроила Игорю Михайловичу овацию. Пока грохотал зал, он стоял за кафедрой, медленно складывая бумажки, и видел, что за кулисами ему аплодирует митрополит. Серьезно, без улыбки, почти торжественно хлопал в ладоши священник, ожидая, когда Игорь Михайлович выйдет, затем пожал ему руку и произнес:

— Очень приятно познакомиться с блестящим пропагандистом.

— Вы мне нужны, — сказал пропагандист. — Можете ли вы растрогать и повернуть на путь истины одну юную, но уже заблудшую душу?

— Нет, — ответил митрополит, вежливо улыбаясь, — я отменил свободную торговлю истиной и распределяю ее в плановом порядке.

— Я не шучу… — Игорь Михайлович замялся, не зная как удобнее обращаться к священнику. «Гражданин»? Грубо. «Отец»? «Батюшка»? Ну, какой там он отец! «Господин священник»? «Ваше преосвященство»? «Месье митрополит»? «Сударь»? «Маэстро»? Черт его знает!

— Называйте меня «митрополит» — или просто по фамилии, пожалуйста, — догадался тот.

— Я не шучу, митрополит, — повторил Игорь Михайлович, — я очень хочу, чтоб вы, так сказать, обратили моего сына. Ему четырнадцать лет, и я не боюсь, что он останется верующим на всю жизнь. Мне важно сейчас, теперь, сегодня сбить его уверенность, что все на свете выяснено и не нуждается в спорах.

— Вот вы и хотите столкнуть его с живым противоречием в поповской рясе? Занятно, — сказал митрополит. — Однако я полагаю, что вы не учли всех опасностей подобного столкновения. Мальчик молод, я — хитер, опытен…

— Я все это учел, митрополит, — с четкостью, не переходящей в невежливость, отрубил Игорь Михайлович.

— А как отнесутся к этому ваши партийные наставники?

Игорь Михайлович развел руками:

— Это уж моя забота.

Священник согласился уделить мальчику два дня.

На следующий день утром отец рассказал секретарю своей ячейки о том, что задумал стравить митрополита с Мишкой, и секретарь долго хохотал.

— Доконаете вы его с Мишкой. Сагитируете. — И тут же с опаской добавлял: — А если он на ребенка разными гипнозами?.. Ты следи.

И вечером после работы Игорь Михайлович привез митрополита в своей машине на дачу.

Мишка был предупрежден. Еще вчера ночью отец подсел к нему на кровать и, поделившись впечатлениями диспута, сообщил, что привез митрополита на дачу.

— Все считают его интересным и полезным человеком, но, к сожалению, испорченным религией, — сказал отец. — Надо его обработать. Ты, брат, молод, у тебя есть напор, я хочу, чтобы ты мне помог.

— Можно, — ответил Мишка равнодушно и, укрывшись одеялом, стал сползать с подушки, устраиваясь поудобней. — Только много времени я ему уделять не могу: у меня отряд.

Теперь в четкости мальчика отец заметил просто новую форму детской наивности, и она опять перестала раздражать его.

На даче митрополит вел себя светски. Он улыбчиво наклонял голову, изображая тихое внимание, когда кто-нибудь рассказывал, искал случая поддакнуть и, поддерживая уровень незначащего разговора, восторгался силой знаменитого пианиста, гастролировавшего в Советском Союзе. Митрополит и сам был отличным музыкантом. Рассказывали про него, что однажды в годы нэпа какой-то ловкий делец привез его на лекцию в Киев, а там, в гостинице, обобрал и скрылся. Будто, оставшись без денег, митрополит решил дать концерт и предложил свои услуге Украинской филармонии.

Там согласились взять на себя организацию концерта с тем условием, что митрополит для выступления снимет рясу, но он отказался от этого.

— Тогда мой концерт потеряет всякий интерес, — якобы заявил он. — Пианист я приличный, но не гениальный. Я думаю, что если бы кто пришел, так не слушать меня, а смотреть, до чего большевики довели попа. А если я буду выступать без рясы, концерт никого не сможет заинтересовать.

Во время первой беседы за чаем Мишка молча следил за митрополитом. Он не изучал противника, подготовляясь к предстоящему спору: сложные тактические замыслы были еще недоступны ему. Мальчик не думал о том, что ему нужно победить этого человека, потому что чувство победы жило во всех его ощущениях; он старался только определить, стоит ли завоевывать или не стоит, пригодится это завоеванное или не пригодится.

— А вы любите музыку? — спросил митрополит у Мишки.

— Смотря какая музыка, — ответил мальчик. — «Интернационал» люблю, а «Боже царя храни» не люблю.

— А ты разве слышал «Боже царя храни»? — спросил отец.

Мишка поднял глаза на отца, не понимая делового смысла его вопроса сейчас, при митрополите, увидел непонятное раздражение на лице Игоря Михайловича и ответил:

— Не слышал и не хочу слышать. Хватит с меня того, что ты наслушался.

— Как же так? А вдруг — хорошая музыка? — с нескрываемым раздражением сказал отец. — Мало ли хороших вещей буржуазия приспосабливала для себя, для своих целей! А тебе и послушать неинтересно?

— Нет, музыка в самом деле неважная. Заупокойная какая-то, — вмешался митрополит. — По-моему, молодое поколение может не интересоваться. Я в данном случае всецело на стороне вашего сына.