— Какая теперь разница, мы просто старались выполнить свой долг. Всё когда-нибудь кончается.
Раны тех участников боя, которые не были отправлены на корабли, постепенно затягивались. Некоторые избежали ран или были ранены очень легко, так как, как они говорили сами, «русские сабли были тупыми, как ломы». На голове одного из кавалеристов насчитали пятнадцать следов сабельных ударов, каждый из которых был не более чем просто царапиной.
Убитых и тяжелораненых вынесли из долины. Небольшие конные патрули продолжали поиски уцелевших на разделяющем две армии пространстве. Там ещё продолжали биться в агонии лошади. Некоторые пытались подняться и дотянуться покрытыми пеной зубами до короткой травы. И тогда в печальной тишине звучали одиночные пистолетные выстрелы. В том бою армия потеряла почти 500 лошадей.
V
Из 673 человек, участвовавших в том бою, вернулись менее 200. Русские, как и союзники, были потрясены героизмом англичан. Сначала генерал Липранди не мог поверить, что британские кавалеристы не были попросту пьяными.
— Вы храбрые ребята, — заявил он группе пленных, — и мне вас искренне жаль.
Положение союзников между тем осложнилось. Храбрость и героизм не могли заменить собой победы. Балаклаву удалось отстоять, но русские смогли оседлать Верхний проход. Союзники потеряли единственную дорогу, которая хоть как-то могла облегчить их жизнь зимой.
Глава 11
Начало зимы
Не буду скрывать от Вашей милости, что был бы гораздо более удовлетворён, если бы я располагал под своим командованием значительно большей силой.
I
Осада продолжалась при всё более ухудшающейся погоде. Тяжёлые орудия непрерывно обстреливали Севастополь, но укрепления города, казалось, с каждым днём становились всё более мощными. В письме домой корнет Фишер мрачно пошутил по этому поводу:
— Штурм, — выражая общее мнение, говорил капитан Шекспир, — остаётся нашей последней надеждой.
Но многие офицеры сомневались, что теперь у армии хватит сил и боевого духа пойти на штурм Севастополя. Через четыре дня после боя за Балаклаву один из пехотных сержантов писал родителям, насколько угнетенно и неуверенно чувствовали себя люди. Вот как он описывал жизнь в траншеях: