Нельзя. Приказ Истомина ясен: «Совершать проходы вдоль строя французской эскадры, в том и другом направлении, до получения распоряжения». Это уже третий проход – и снова по правую руку от гидросамолета проносятся линкоры и фрегаты под триколорами Второй империи, а слева, на расстоянии полутора миль, грохочет окутанная порохом змея британского ордера.
Колонна кончилась. Аппараты разошлись в стороны, заложили вираж навстречу друг другу – звено Эссена у самой воды, Энгельмейер – подскочив на полсотни метров верх, чтобы, упаси бог, не столкнуться лоб в лоб, – и пошли на новый заход. На этот раз справа летят назад французы, а слева, на дистанции в десяток кабельтовых, мелькают корабли русской эскадры. Первая минная бригада: «Строгий», «Свирепый», «Живой», «Заветный». Стволы пушек, трубы торпедных аппаратов развернуты на неприятеля, расчеты замерли у штурвалов, снаряды в стволах, силуэты чужих линкоров дрожат в перекрестьях оптики. Впереди миноносцев – колесные пароходофрегаты, во главе с «Вобаном» под брейд-вымпелом самого Истомина.
Погодите, а это что?
Под гафелем развевается огромное трехцветное полотнище, по грота-фалам ползут пестрые цепочки сигнальных флажков.
Рация зашипела:
«… ну, хоть не зря слетали…»
Ручку на себя, «Финист» задирает нос и шустро идет вверх. Можно было бы чуть ли не вдвое быстрее, но тогда неторопливые «пятерки» с их «Гномами» неизбежно отстанут.
«…Ну вот и все, джентльмены. Как там писал не родившийся еще певец вашей империи?..»
IV
– Русские предлагают вступить в переговоры!
Адмирал Александр Фердинанд Парсеваль-Дюшен опустил подзорную трубу. Его длинное холеное лицо с прямым носом и аккуратными бакенбардами выражало недоумение.
– Они подняли на «Вобане» французский флаг, Сен-Поль! Как это понимать?
– Русские предлагают вступить в переговоры, мой адмирал, – повторил флаг-капитан. – Если мы ответим согласием, то они пришлют парламентеров.
Над шканцами затарахтело, завыло. Летучие машины, не оставлявшие в покое французскую эскадру с момента появления русских, вдруг, все разом, повернули и, выстроившись изломанной шеренгой, понеслись в направлении кораблей Нейпира. С крайнего аппарата, похожего на огромную птицу с висящими под брюхом узкими лодочками, сорвались дымные полосы и гигантскими пальцами уткнулись в головной линкор, лопнув огненными шарами, разбрасывая обломки рангоута, воспламеняя фестоны парусов. Другие «летатели», больше напоминающие остроносые шлюпки с ажурными этажерчатыми крыльями, пронеслись над мачтами англичан – и еще на трех кораблях расцвели огненные бутоны взрывов.
Адмирал проводил аппараты взглядом.
– Распорядитесь поднять сигнал, Сен-Поль: «Готовы принять парламентеров».
Помолчал и отрывисто добавил:
– Я не намерен попусту губить корабли и людей…
В ответ на фрегате взвилась новая цепочка флажков. Один из кораблей, следовавших в хвосте русского ордера – узкий, длинный, с палубой почти вровень с волнами, резко прибавил скорость, выкатился из строя и пошел на сближение с «Аустерлицем». Персиваль-Дюшен удивленно хмыкнул: русское судно развивало никак не меньше двадцати узлов! Видимо, на нем стоит исключительно мощная паровая машина, подумал адмирал, вон как дым валит из кургузых низких труб! А мачт нету вовсе – не считать же за мачты эти тонкие прутики, увешанные какими-то проволоками вместо нормального такелажа?
Когда между бортом «Аустерлица» и необычным кораблем осталась лишь узкая полоса воды, флаг-капитан отдал команду. С борта откинулся выстрел; под ним болталась лесенка шторм-трапа. Русский офицер приветственно помахал рукой, ухватился за ступеньки и ловко вскарабкался наверх. Через три минуты он уже стоял перед адмиралом.
Произнося подобающие случаю официальные слова, Персиваль-Дюшен внимательно оглядывал гостя. Незнакомый мундир, лишь отдаленно напоминающий известную ему русскую офицерскую форму. Ни сабли, ни кортика; на поясе висит кожаная кобура небольшого размера. Погоны с продольной полосой и тремя звездочками.
– Старший лейтенант Федор Красницкий! – лихо отрапортовал парламентер. – Его высокопревосходительство вице-адмирал Истомин выражает надежду в вашем благополучии и просит принять эти пакеты!
Французский у посланца так себе, мелькнула некстати мысль. Русские офицеры и дворяне, с которыми адмиралу доводилось до сих пор общаться, владели языком Вольтера куда свободнее…