Крымский излом 1994. Записки свидетеля.

5 апреля.

В России – развал. Шахрай (ПРЕС) призвал к созданию экономического конфедеративного союза. У нас Кравчук отменил Указ Мешкова о призыве в армию крымчан только в Крыму (его предвыборное обещание). Это - пощечина Мешкову, который, тем временем, своим Указом снял Астахова с КТРК (телевидение и радио), который в свою очередь послал его на «три буквы». Кравчук отменил Указ Мешкова о снятии Астахова и назначил своим «представителем» в Крыму (как «наместника» в колонию) бывшего председателя колхоза Горбатова, который успел уже выступить по радио со своим «обращением к народу». Вечером по крымскому ТВ выступил Мешков с заявлением, что это – «провокация», а также, что в Киеве скоро «власть изменится» и призвал «дружно» прийти на выборы (2-й тур выборов в Верховный Совет Крыма и Верховный Совет Украины) и сообщил, что цены на хлеб снижены. Симферопольское «Радио России» тут же сообщило обо всем этом. В России, кстати, повысились вдвое цены на железнодорожные билеты. Совет Федерации не утвердил отставку генпрокурора Казаника – еще одна пощечина Ельцину.

…Жить становилось все скучнее. Надоело нездоровье, одиночество и бесперспективность. Надо было найти выход...

Вспомнилось многое из своей биографии.

Моя жизнь прошла как бы между двумя поколениями: довоенным и послевоенным. Мое «военное» поколение оказалось в стране забытым. Пережив все трудности послевоенного времени, мы так и не узнали, что такое «детство», наблюдая его только позже по беззаботной жизни своих младших братьев и сестер. Поиграв недолго в «войнушку», мы быстро стали взрослыми. У нас не было детских игрушек, детских книжек и детских фильмов, которые появились, когда мы уже выросли. Все появлялось после нас. Зато мы читали в детстве «взрослые» книги: - «Поднятую целину», «Как закалялась сталь», «Молодую гвардию». Мы беспрекословно верили своим учителям, которые сами искренне верили в то, чему они нас учили. Наша школа была неким замкнутым пространством вне времени. А, между тем, жизнь за ее стенами стремительно менялась. Так что, покинув школу в конце 50-х, мы оказались лицом к лицу с другой, реальной,

жизнью, в которой опять же нас никто не «имел в виду». Мы, - наше «военное» поколение, - вошли в нее слишком рано и неожиданно. Нас не ждали ни на стройках, ни на заводах, ни в институтах, ни вообще нигде. Везде мы были либо слишком «образованные», либо слишком «взрослые». В это время страна экспериментировала именно на нашем поколении. И нам вновь пришлось доказывать себя. Сколько прекрасных ребят тогда сошло с дистанции, не выдержав предъявленных жизнью требований. Страна потеряла целое «военное» поколение. В нашей стране о нас никто не писал. Мы и здесь были «маргиналами» между двух культур: той, которая «до», и той, которая «после». И мы создали свою «культурную резервацию» в том безразличном к нам мире. Потом теоретики назовут это «молодежной субкультурой» 60-х годов. Многие из нас в ней так и остались, и, разумеется, исчезли вместе с ней.

Какие были планы, какие мечты! Ни одним не суждено было осуществиться. Мы теряли друзей и любивших нас девушек в вечном поиске своего места в жизни. И многие из нас его так и не нашли. Сколько моих ровесников спилось, умерло раньше времен, потому что они не смогли самореализоваться, жизнь им не дала шанса. Для моего поколения – выжить было уже подвигом. Нам было суждено постоянно бороться за то, что бы сохранить самих себя. А рядом, обтекала нас благополучная обывательская жизнь, как людской поток на Невском проспекте. Но мы не стали обывателями…