Крымский узел

Война в Чечне, в которую вступила Россия в начале 1994 года, отодвинула тему Крыма, Севастополя и Флота на задний план (если не считать резкого демарша российского радикала Николая Лысенко в апреле 1995 года), однако, осенью 1996-го с окончанием боевых действий она снова оказалась в центре внимания. Это было связано с достаточно резкими заявлениями секретаря Совета безопасности России Александра Лебедя и мэра Москвы Юрия Лужкова о необходимости поднять вопрос о стату36 Экс-командующий ВМС Украины Б. Кожин писал в своей статье в газете ВР Украины «Голос Украины»: «Ярким примером деятельности «пятой колонны» является Крым. Москва не только обеспечивает крымский сепаратизм, но и всячески поощряет его, пытается сделать там такую «пятую колонну», которая не снилась даже Гитлеру» (Кожин Б. Концепция есть, безопасности нет, Голос Украины, 10 апреля, 1997)

се Севастополя. Они произвели большое впечатление как в России, так и на Украине, повлияв на документы Госдумы и Совета Федерации, а также на решение Б. Ельцина отложить свой визит в Киев, который рассматривался как важный момент на пути к подписанию широкомасштабного договора между Украиной и Россией.[37]

Некоторые СМИ склонны были считать эти демарши российских политиков выражением некоей новой «крымской» политики России (украинские аналитики объясняют это необходимостью для России новой точки приложения сил после поражения в Чечне, или об осознании Россией необходимости контроля за черноморским транзитом[38]). Тем не менее, это, очевидно, не вполне соответствует действительности.

Письмо А. Лебедя приоткрывает завесу над причинами российского подхода: это задержка с определением статуса ЧФ на территории Украины, отсутствие подвижек в решении проблемы его базирования. Лебедь рекомендовал использовать «территориальные разногласия» как рычаг для давления на Украину в вопросе о флоте.[39] Это было вполне адекватно понято украинскими политиками. Так, например, С. Головатый, комментируя решение Совета Федерации России в декабре 1996 года, отметил в 37 Еще ранее в 1995 году, Б. Ельцин в интервью агентству ИТАР-ТАСС сказал, что «у России на полуострове значительные интересы, поэтому судьбы Крыма для нас небезразличны… Что касается крупных политических документов, то, думаю, будет правильно подписать их тогда, когда убедимся, что взаимоотношения между Симферополем и Киевом складываются без ущерба для интересов крымчан и отвечают международно-признанным стандартам прав человека» (Независимая Газета, 21 ноября 1995)

38 Финансовая Украина, 29 октября 1996

39 А. Лебедь. Севастополь — российский город, Флаг Родины, 5 октября, 1996

интервью газете Коммерсант-Daily, что, по его мнению, «российские сенаторы, явно понимая бесперспективность своих претензий в отношении Севастополя, хотят самим фактом их выдвижения заставить Киев подписать соглашения о разделе на выгодных Москве условиях».[40]

Казалось бы, особняком стоит позиция Ю. Лужкова, недвусмысленно акцентировавшего внимание именно на территориальных проблемах,[41] однако, в действительности и она не выпадает из традиционной стратегии Москвы в крымском вопросе, составной частью которой всегда была игра «риторическими мускулами», рассчитанная на произведение известного эффекта. Общим местом в оценке «внешнеполитических инициатив» Ю. Лужкова уже давно стали указания на его стремление создать себе имидж патриота ввиду новых президентских выборов.[42]

Следует иметь в виду, что усиление «крымской» риторики в конце 1996 года совпало с острыми дискуссиями внутри российского истеблишмента по проблеме расширения НАТО на Восток, в которых был очень существенен момент «гарантий безопасности» страны. Тема Севасто40 Коммерсант-Daily, 7 декабря 1996

41 Лужков Ю. Севастополь — российский город на крымском полуострове.//Известия, 1 ноября 1996

42 Коммерсант-Daily, 21 декабря 1996. В случае с «крымской политикой» 42 Коммерсант-Daily, 21 декабря 1996. В случае с «крымской политикой» Ю. Лужкова следует иметь ввиду еще одно обстоятельство: в 90 годы Москва превратилась во вполне самостоятельный и мощный регион внутри России, регион претендующий на собственную внутреннюю и внешнюю политику не вполне тождественную политике общегосударственного центра. Активность московского мэра в крымском вопросе, несомненно, является проявлением региональной самостоятельности Москвы и в известном смысле идет вразрез с политикой той же Москвы, но как столицы России.