Пока он копался, Толик сделал попытку притиснуть Элеонору, все с шуточками и прибауточками; но та вдруг довольно строптиво высвободилась, отошла в сторонку, и я слышал, как она тихонько спросила Толяна:
— Толик… А того хулигана рубить обязательно надо было?…
На что Толик, потерев пальцем переносицу, ответил ей вполне отчетливо:
— Детка, поверь, это было НЕОБХОДИМО! Их нужно было, во-первых быстро, по горячим следам, допросить, — то, что называется «экстренное потрошение»; во-вторых их надо было запугать, чтоб не вздумали ерепениться. В-третьих, это совсем не «хулиганы», как ты выразилась — они сюда не пописать в подъезд зашли, они нас убивать зашли. И заметь, я кромсал только того, кто и без того был уже не жилец; а этих… работничков, я и пальцем больше не тронул — только сплошное психологическое давление!
Хорошо «психологическое давление» — я, когда еще шли от машины, заметил что у всех троих гоблинов штаны реально мокрые. Обоссались со страху, шакалы; причем еще, видать, до погрузки в машину, от ожидания своей очереди быть порубленными в шаурму.
— Так что не бери плохого в свою рыжую головку, — все, что надо в нее брать, я тебе сам дам, гы-гы… Ну-ну, не дуйся, Рыжая, я пошутил. Ну, не дуйся; иди ко мне, актрисуля…
Много ли телке надо — Элеонора тут же начала оттаивать. Да я и сам не видел уже ничего особенного в том, что Толик сделал с прибитым гоблином. Впрочем… Что-то, какой-то червячок в душе все же вертелся. Все-то Толик делает правильно, все верно; но как-то так механистично, так жестоко, что от этой «правильности» так и тащит могильным холодом…
Тут батя позвал нас уже с той стороны стены подавать сумки, и я отвлекся от мыслей. После сумок пинками загнали в дыру гоблинов, влезли сами, батя опять привел в действие «системы защиты».
Гоблинов погнали на шестой этаж, втолкнули в ванную, Толик закрыл и подпер дверь, пообещав «незабываемые впечатления» тому, кто попытается выйти.
— Кого это вы привели? — с тревогой спрашивала стоящая в открытой двери мама. Гоблины, понукаемые Толиком и сопровождаемые мной, спотыкаясь протопали мимо нее.
— Это хулиганы, бандиты, эти… гопники! — пояснила ей Элеонора, — Они нас убить хотели! А меня… Тоже убить… Мы их в плен взяли!
— Я просто себе места не нахожу, когда они на свои вылазки уходят! — поведала ей мама, — Теперь вот эти пленные…
— Так поедемте следующий раз с нами! — простодушно предложила Элеонора.
— Я? На это? На разбой??… Нет! — и мама скрылась в квартире, откуда уже донеслось, — Зови их кушать минут через двадцать.
За обедом определились, где и как содержать пленных. Кстати, слово «пленные» никому не нравилось, и батя предложил определиться с новым термином. Дискутировались «рабы», «быдло» (предложил Толик), «пахари», «сотрудники» (предложила мама, что с хохотом срузу было отвергнуто), «скот», но остановились на моем — «пеоны», — трудяги из моей любимой игры «Варкрафт».
Батя сказал, что организует сейчас им цепи — мы давно еще зашопили целых несколько мотков блестящих цепей разного размера в одном из хозяйственных киосков на стройрынке.
Пока после обеда батя с моими комментариями рассказывал маме о произошедшем, а Толик сонно кемарил в кресле, Элеонора разложила на журнальном столике свои фенечки, собранные в оприходованных нами квартирах: какие-то колечки, бусики, сережечки и браслетики… Все блескучее; и не больно-то, судя по всему, дорогое; но она тут же все это разложила в ряд, потом стала перекладывать с места на место, примерять и рассматривать. Это, я смотрю, женское, — даже мама, внимательно слушая нас на кухне, нет-нет да бросала взгляд в гостиную, на Элеонорины манипуляции с блестяшками. Тут она мне кое-кого и напомнила.
— Толян! — говорю.
— А? — он открыл глаза, — Пошли, что ли?
— Не. Слыш что. Надо Элеоноре тоже кличку придумать. Как мне.
— Ты ж сам захотел?
— А то! Вот и ей дадим.
— Погоняло? Давай. А какое?
— А вот взгляни на нее, — кого напоминает?
Толик всмотрелся в Элеонорины занятия, ухмыльнулся.
— Да черт знает. Ты что видишь?
— Да белка! Глянь! Натуральная Белка — с орешками!
— «А орешки не простые, все скорлупки золотые!» — процитировал кого-то прислушивавшийся к нашему диалогу батя.
— Гы. В натуре.
Раскрасневшаяся после обеда Элеонора, перебирающая блестящие безделушки, действительно больше всего напоминала белку, — аккуратную такую, модную рыжую белочку в камуфляжных штаниках, ценящую «замодняк» и всякие цацки.
— Белка! — окликнул ее Толик!
— А?… — она подняла голову на окрик.
— О, гляди, отзвывается!! — заржал Толик, — Будет у тебя теперь погоняло «Белка», на пару с Крысом.
Мама сморщилась неодобрительно, но ничего не сказала; батя добавил:
— Мелкий зверинец у нас тут образовывается…
Гоблины, действительно, здорово пригодились нам в хозяйстве. Самые тупые и тяжелые работы мы возложили на них, — в основном, как и предполагал Толик, долбить стены и потолки. Если где-то на том свете и был задуман ад для подонков, — то это было первое к нему приближение.