Подошедшая Катя, у которой бандитом было порезано лицо, и тщательно обработано и забинтовано Вовчиком, угрюмо смотрела на них одним глазом – второй скрывала повязка. Говорить ей тоже было больно, потому она старалась меньше двигать губами, чтобы не шевелить порезанную щёку:
- В общаге насушила... Девкам не говорила, чтоб не смеялись – не принято у нас... Сейчас вот пригодилось.
- Кать... Спасибо.
- Пжалста.
- Кать, постой. Я повязку посмотрю сейчас. Извини, что я тебе вчера... это...
- Ничего, – глаз у неё влажно поблёскивал, – Сама виновата. Ты-то тут при чём... Посмотри, да. Болит... Вовчик. Есть не могу... Шрам на всю жизнь да?..
***
Они шли уже несколько часов, без носилок путь был намного проще. Вскоре должна был уже показаться и деревня – конечная цель столь неудачного путешествия. Вовчик время от времени наклонялся и трепал за ухо увязавшегося за ними с поста лохматого чёрного пса:
- Ну куда, куда ты попёрся? Оставался бы с ментами, у них кормёжка...
Пёс подгавкивал, преданно смотрел Вовчику в лицо сквозь висящие на бельмах лохмы, и всем видом давал понять, что назначил его теперь своим опекуном.
- Ах ты, ах ты... какой. Ну, нечего мне тебе сейчас дать, вот придём домой... Вовка, правда он прикольный?
- Да... Прикольный.
- Пусть бежит, правда же? Как в деревне без собаки?
- Его деревенские барбосы съедят... Хотя, вроде, наглый, может и не даст себя в обиду. Конечно, как без собаки в деревне...
- Хы, домашние животные украшают наш быт; а в трудные времена – и стол! – Вовчик всё пытался как-то расшевелить впавшего в задумчивость друга.
Теперь, идя рядом с Владимиром и пристроившимся рядом Витькой, Вовчик рассказывал про дискуссию с Сержем, про то, что не слышал подошедший позже Владимир. Владимир слушал и вставлял реплики:
- ... он считает, что мы неправильно поступили, что понесли Вику на пост...
- А куда её нужно было нести?
- А никуда, типа. Говорит, это ‘не по-выживальщицки’ – создавать себе проблемы из-за кого-то. Из-за постороннего, типа.
- Постороннего...
- Говорит, надо было чтоб её несли кто там у неё друзья-подружки, – а вы, говорит, тут причём?? Надо было вам, говорит, идти отдельно, своей группой – давно бы уже дошли! А не подставляться!
- ... Он кто такой, этот Серж? По жизни?
- ... я, говорит, ‘мелкий спекулянт, мелкий торговец’...
- Мелкий. Оно и видно. Что ‘крупным’ ему точно не стать... Крупный – он, каким бы говном по жизни не был, всегда заботится о людях – так жизнь устроена. А исключительно о своей тушке – только инфузории заботятся...
- Я, говорит, ‘не люблю панибрацтво и жлобство’. Делиться, говорит, ни с кем ничем не буду. Кредо у него такое, жизненное, типа. ‘Даже если сосед воет от перитонита за стенкой – это его проблемы.’
- Чё, правильно рассуждает... – вклинился Хронов.
- Говорит ‘У меня в подъезде кого-то убивали, а я выключил в доме свет и зашторил окна; каждый сам за себя, настоящему мужчине не нужны проблемы.’
- Настоящему... мужчине. Вовчик, ты б меня как-то раньше бы предупредил, что ли?.. Я ж с ним за руку поздоровался... В деревню придём – первым делом нужно будет руки вымыть, с мылом. Тщательно, с хозяйственным.
- Нуачо, он не прав, что ли?? – опять влез Витька, – Где-то же и прав! Мы ж какие проблемы поимели с этими бабами! Надо было...
Тут он ненароком взглянул в лицо Владимира, и осёкся. Он отчётливо почувствовал, что ещё фраза – и коллекция гематом на его многострадальном лице увеличится, а это больно; а перед девками – ещё и стыдно. Тут же притормозив, он отстал на несколько шагов, вместо конца фразы пробурчав что-то неразборчивое.
Некоторое время шли молча, посматривая по сторонам. Лес кончился, он зелёным обрамлением теперь стоял поодаль. Беженцы топали по приветливому такому пылящему просёлку, наблюдая по сторонам то заросшие необработанные поля; то, ближе к деревне, поля заросшие уже молодым кустарником и тонкими деревцами. Владимир подумал ‘Ну и грязь здесь будет осенью... Мы с другой стороны ночью заезжали, что ли, вроде асфальт до села был...’
Помолчав, Вовчик добавил:
- Он, говорит, ‘Успех – это когда жив, цел, с целым телом, можешь ходить’. Дословно.
- Ясно его кредо. Значит ты позавчера ночью против успеха пошёл, рискуя и ‘целым телом’, и жизнью-здоровьем, а?
- Угу. По его так выходит.
Снова шли молча.
- Вовчик. У тебя опять под ухом кровит. Ты реально себе ухо надорвал – на сучок, что ли, нарвался? Давай я тебе подклею марлю – лейкопластырь ещё есть?..
- Это фигня, вот кисть болит, растянул... Ты сам-то... башка не кружится?
- Есть маленько.
- Подташнивает?.. Это сотрясение, да. Чо, удары по башке просто так не проходят, тем более если ты с первого даже вырубился... Это тебе не кино, где раз по голове дали – выключился; потом раз! – включился, и как ни в чём не бывало! Удар по черепу с потерей сознания – это, знаешь ли, равносильно нокауту в боксе; а после нокаута неделями восстанавливаются. Ну ничего, домой придём, отлежишься. Чтоб пару дней вообще не вставал...
- Да... Оба мы с тобой ‘на колчаковских фронтах раненые’...
Друзья невесело рассмеялись.