Крысиные гонки (СИ)

  - Нет, Вовчик. Это – было. Прошло. Ты ж не... не в ‘довоенную’ деревню на каникулы приехал; а на постоянное жительство; и этот, Громосеев здоровый – тут вроде как власть. Придётся с ним контактировать... И ещё. Что-то я предполагаю, что раз пошла такая политика, то население деревни начнёт сейчас стремительно увеличиваться. Уже увеличилось – сколько с нами пришло; в Никоновку сколько – половина?.. тут скоро будет теснее, чем в городе! Надо бы знать, кто чем дышит.

  Из дома пахнуло нежилым; но было на удивление уютно. Солнечный свет, пробиваясь сквозь занавески, лежал цветным кружевом на пыльных подоконниках. Всё было как оставили в прошлый свой приезд, даже неубранная в шкаф забытая бутылка коньяка стояла возле прикрывающего люк в подпол громадного сундука. Хорошо-то как!..

  Выгнав за дверь нахально сунувшегося за ними ментовского лохматого барбоса, Вовчик, сбросив рюкзак, с блаженным вздохом рухнул, подняв облачко пыли, на застеленную стареньким голубеньким покрывалом пружинную кровать.

  - Ха-ра-шоооооо!!!

  - Ви-ли-ка-лепно!! – выпал на стоявшую поодаль ещё одну кровать Владимир.

  За дверью послышалось требовательное подскуливание.

  - Вот ведь зараза... Он домашний, наверно. Отбился от коллектива.

  - Угу. Надо ему имя придумать. Жрать хочешь?.. Вот и я пока нет. Блин, даже разуваться обломно...

  - ...

  - Жоржетта убежала...

  - Чё ты опять? Плюнь, Вовчик, нашёл о чём переживать!

  - Да я понимаю, Вовка... Не то чтобы переживаю. Ну – кролик и кролик. И всё же.

  - Ей в лесу лучше будет. – Помолчал – Пока её кто-нибудь не сожрёт.

  - Вот и я о том же.

  - Или вдруг её заяц какой-нибудь... Может, встретит в лесу своё женское счастье? А тут вон сколько Жоржетт разных. Выбирай любую.

  - Гы. Шутишь. Ну, значит выживешь; но всё равно, Вовка, тебе лежать-лежать несколько дней надо – сотрясение! А что до ‘жоржет’ этих... Они меня не любят. А Жоржетта меня любила.

  - Да нифига, Вовчик. С чего ты взял? Прям ‘любила’? Ну, кормил ты её, зависела она от тебя – это ты называешь ‘любила’?

  - Ну, как бы... Да уж...

  - Ты ж не можешь считать, что, скажем, компьютерная программа тебя ‘любит’?.. Она просто тебя ценила как источник ништяков...

  - А не один хер?

  - Нууу... Ты о любви, что ли? Знаешь... Наверно в большинстве случаев так и есть... – Чёрт, как приятно было, валяясь на чистой кровати, разглядывать паучка, путешествующего по потолку и философствовать, зная, что в любой момент можно помыться... покушать... Хорошо!

  - Любовь – равно признательность за ништяки. О, Вовчик, я вполне усвоил уже новый твой термин – ‘ништяки’!.. Наверно так и есть чаще всего. Но я как-то по-другому это представляю. Для себя, типа.

  Да. Приятно философствовать, лёжа на кровати в безопасности, рядом с печкой, которую можно затопить в любой момент... рядом с запасами... а не на поляне, где с одной стороны над свежими холмиками торчат неумело связанные из колышков крестики; а с другой, в кустах, в канаве, лежат друг на друге трупы бандитов... Вспомнив, он невольно вздрогнул.

  - Вовчик, ты калитку закрыл?

  - Закрыл... А как?

  - Нууу... Это как... Ну, не знаю. Когда 100% можно положиться. Не, это просто хорошая, надёжная дружба. Любовь... Ну... Ответственность. Взаимная. Не, тоже не совсем то. Хер его знает, Вовчик, как сформулировать... Ну, как говорят – вот когда себя чувствуют половинкой одного целого – семьи. Тогда – любовь. Как у моего папы с мамой было. Как думаешь?

  Вовчик тяжело вздохнул:

  - Не знаю я... А ты Гульку – любишь?

  - Что значит ‘любишь’?.. Нравится. Пока. Вообще... вообще, как говорил профессор Лебедев, честный ребёнок осознаёт, что он любит не папу и маму, а трубочки с кремом! Так же и тут!

  - Ага-ага, под циника косишь; только слабо у тебя получается! Не верится! Ну чё?? Баню! А?.. Не, не ходи – я сам; а тебе сейчас покажу – сделай пожрать! Ну что, за дело??

  ***

  На следующий день, после собрания, Вовчик занялся странным, на взгляд Владимира, делом: сходил в туалет на краю огорода, – шаткое строеньице, державшееся, кажется, только за счёт подпиравших его со всех сторон кустов сирени; и вытащил оттуда, прямо из зловонной дырки, связанные проволокой в длинную ‘колбасу’ разнообразные железяки: несколько топоров, кувалду, пару разных по величине вил, боёк молотка, тяпки, серпы, ещё что-то.

  Владимир смотрел с недоумением; а Вовчик, переодевшись в старенький, затрёпанный камуфляж, стал за грядками поливать железки водой из ведра, счищая палочкой налипшее дерьмо и землю.

  - Вовчик???

  - Ничего, всё отчистится – как новое будет, даже лучше! Цементация. Да. Не знал? Старый деревенский способ – чтобы металл был крепче, и не ржавел – вот так-то вот, на пару-тройку лет в нужник железки опускали. Эмпирически дошли; а вообще оно понятно – цементация поверхности. Эти – лет пять там, а может – семь. Ещё дедовы. В запас которые, так-то струмент есть, конечно. Опять же – в сортире не сопрут, правда же?? Вот отсюда что и найдём, чем от Громосеева откупиться!

  - Нифига ж у вас тут хранилище! Хорошо ещё не для продуктов! Ты предупреждай если что!..

  ***