Крысы. Жуткое происшествие из жизни Прохора Тупицына

Дошедших в несколько часов до конца конвейера оборотней, ставших уже неотличимыми от людей, тщательно осматривали. Их скрупулезно тут же выбраковывали. Тех, кого эта мгновенная эволюция обошла нужным совершенством, немедленно пускали в новый оборот. Здоровые органы их становились материалом для совершенствования местной элиты, нуждающейся в прочном и непрерывном здоровье, чтобы руководить процессом. Все другие отходы эволюции шли на прокорм маточного крысиного поголовья. Возникающая на глазах цивилизация имела безотходный, а, значит, и самый абсолютный цикл развития. Надо тут заметить, что окончательно отобранные образцы нового невиданного человечества, или лучше сказать – экземпляры, представляющие текущий эволюционный прорыв, были в массе своей довольно привлекательны на вид. Даже на придирчивый человеческий взгляд. Тем более, на такой нетребовательный, каким обладал Прохор. А некоторые были прямо-таки выдающегося совершенства. Особенно женский пол выходил иногда совершеннейшими и сладостными экземплярами. Некоторые были скроены так же ладно, как бабы из бухгалтерии, куда Прохор с двойным удовольствием ходил в прежней жизни за зарплатой.

Странные и мучительные дни

Странные и мучительные настали для Прохора дни. Его отвели как будто бы в спальню. Спальные места там были похожи на этажерки в три яруса из лёгкого струганного дерева. Принюхавшись и погладив дерево ладонью, определил Прохор сосну. Все тут были новички, которым от роду, кроме, разумеется, Прохора, было не более десятка часов.

– Утром, чуть свет, – показал диковинный провожатый на голую лампочку, уныло, как удавленник, висящую под потолком, – на учёбу погоним.

Та часть потолка, которую доставал беспощадный режущий свет ничем не защищённой лампочки, небрежно была вымазана белой казённой известью, будто её и не красили вовсе, а большим шершавым языком лизали.

– Гадить на топчаны строго исключается! – продолжил свои наставления адов резонёр. Он взял ночную сокровенную посудину и исполнил довольно занятно пантомиму, долженствующую повествовать о том, как поступают с ней при нужде.

После этого он строго спросил у Прохора нечто и вовсе поставившее того в тупик:

– Газы отходят?..

И исчез.

Прохор безо всякого мужского томления, не дрогнув и не соблазнясь ни единым взором, увидел, что скучное помещение казарменного вида вперемежку набито свежей продукцией без малейшего соблюдения полового признака. И бабы, и мужики ходили не прикрываясь, как в раю. Видно, не вкусили ещё с древа познания и греха не ведали.

Некоторые, повторюсь, были скроены весьма ладно, сидели и лежали они с тем свободным бесстыдством, какое бывает на похабных картинках. Впрочем, не без природной грации. Правда, некоторых портили какие-то розовые пятна на теле, а то и на лице. Будто огнём были обожжены эти места. Всё это, видно, тоже от непривычной организму скорости, с которой происходила эволюция в этом таинственном подпольном царстве. Но пятна эти на следующий же день исчезали, заменяясь чудесной розовой свежей детской кожей. Чего никакими чудесами косметическими, конечно, не достигнешь.

Надо сказать и то, что некоторые были прикрыты простынями и солдатскими суконными одеялами, синими, с тремя полосками в головной и нижней части, некоторые с надписью, хлоркой выведенною – «ноги». Видно, какой-то складской армейский прапорщик не совладал с соблазном и продал сюда вверенное ему военное имущество. Может, этот военный прапорщик и сам был из крыс, ведь затеянное тут дело было давнее, ещё, как помним мы, с самых большевистских пор. Прикрывались же они, местные оборотни, ни по какой другой причине, как только спасаясь от ощутительной прохлады. Дул мощный вентилятор, гнавший ветер с запахом грозы.

Один Прохор стоял в скульптурной позе, как статуй царя небесного, прикрыв руками грозное естество.

– Бежать надо, – вырвалось у него в звенящей тишине.

– Бежать надо, – звучным баритоном повторил он ни к кому конкретно не обращаясь.

На него оглянулись все сразу. Произошло общее движение. Будто волной качнуло прибрежный на озере камыш.

Мужественный звук Прохорова голоса, а особо, незнакомое здесь умение вкладывать в голос призыв, были угаданы, и это привело в волнение население удивительной казармы. Население это вдруг замычало и закурлыкало разнообразными голосами. Впрочем, совсем не мелодично.

Прохор и тут понял – все они не умеют ещё говорить.

Одна перерожденка с черезвычайно приятным сложением тела, с пышными рыжими волосами и розовой кожей подошла было к Прохору, может быть даже и с целью знакомства и дальнейшего совместного проживания. Ничего не умея ещё сказать, она со страстью понюхала у него под мышками и за ухом. Чем сильно напугала Прохора.

– Я извиняюся, – сказал Прохор и лёг тут же, где стоял, сдёрнув с ближнего своего одеяло.

Так в нарождающемся альтернативном раю произошло первое привычное земное действо. Человек потянул одеяло на себя. Первое в новый рай пришло земное склочное свойство.

И тут свет погас. Лампа-удавленник умерла, наконец.

Сон пришёл тотчас же, как обморок.