КСАПА ХУЛИГАНКА

Между прочим, Жамах дает сыну иноземное имя - Олег. Особых споров не было, потому что она сама из чужого общества. Только я знаю, что имя не чубарское, а того мудрого чудика, что ей в лоно рукой лазал, когда рожала. Думал, она этого чудика возненавидит за подобный изврат.

- Глупый ты, - говорит мне Жамах. - Если б не он, я б три дня в муках помирала. А молодые - так вообще хотели мне живот разрезать, чтоб малыша вынуть.

- Как?

- Вот так, - проводит ладонью. - Разрежут, вынут, потом зашьют. Мне девки шрамы показывали. Смотреть страшно!

Следующий день и на самом деле выходным получается. Только у охотников, а не у чудиков. Два вертолета прилетают, ретранслятор и автоматическую метеостанцию привозят. И чудики летят устанавливать их на вершину самой высокой горы.

А перед тем, как установить, верхушку надо от снега и льда до камня очистить, в камне дыры высверлить, в них штанги вогнать, что-то там зацементировать. Я понимаю, что дело непростое. А Мудреныш решает своими глазами посмотреть.

Когда первая вертушка взлетает, выясняется, что Мечталка тоже решила своими глазами посмотреть. Я замечаю, что Сергей нервничает, от своей машины не отходит. Рацию громко включает, чтоб разговоры тех, кто сверху, слышны были.

В полдень в горах что-то бабахает. Эхо долго гуляет. Где-то камнепад сходит. Через час - опять. Сергей говорит, взрывами вершину ото льда и ненадежных камней очищают.

Вскоре из леса прибегают два возбужденных геолога из тех, кого наверх не взяли.

- Петроглифы! Великолепные петроглифы чудесной сохранности! - размахивает руками тот, что постарше. - Целая галерея удивительных петроглифов!

- Это вы о рисунках на базальтовой скале с козырьком? У поваленной сосны, - уточняет Ксапа, чему-то смутившись.

- Ну да! Их нужно немедленно зафиксировать! Черт! Где моя камера? Кто опять взял мою камеру?

- Григорий Кузьмич, да не суетитесь вы так. Никуда петроглифы от вас не убегут. А если даже убегут... - геолог насторожился, - я кликну малышей, мы вам новых нарисуем, - заканчивает Ксапа.

- Оксана Давидовна, так это ваши?

- Ну... Парочка моих, в стиле "палка, палка, огуречик" тоже есть. Но я главным образом краски размешивала.

- А мамонт?

Ксапа хихикает, закрыв лицо ладонями. - Это не мамонт. Это одногорбый верблюд дромадер, которого караванщик за повод ведет. Ну не художник я! Когда верблюд не получился, я попыталась лишнее стереть. Стало только хуже. Тогда я замаскировала мазню под мамонта.

- Оксана, вы только что похоронили гипотезу о великом переселении народов, - чуть не до слез огорчается геолог.

Просыпаюсь и некоторое время слушаю, как Ксапа учит слова языка Чубаров. Жамах иногда поправляет. С языками у Ксапы беда. Никакой памяти. Но упорства много. Все чудики упорные.

Жамах сидит, коленки в стороны, и аккуратно остругивает древко копья. Весь пол усыпан мелкими желтыми стружками. Опять мое копье взяла! Ладно, пусть строгает. С копьем она лучше меня обращается, не испортит.

Быстро одеваюсь, глажу по спинкам своих женщин, чтоб улыбнулись, и, потягиваясь, выхожу из вама. Три девки с грязными горшками и облезлой шкурой направляются к речке. Бегу к Головачу.

- Головач, дай шкуру кабана. Ненадолго!

Зажав свернутую шкуру подмышкой, прячась за кустами, бесшумными охотничьими шагами крадусь за девками. Когда девки начинают мыть горшки, накидываю шкуру кабана на спину, становлюсь на четвереньки и по кустам подбираюсь поближе. Сейчас визгу будет!..

- ... наконец-то у парня семейная жизнь наладилась. Такой видный охотник, и холостяком ходил.

- Небось, заречные по нем до сих пор сохнут.

Интересно, о ком разговор? Затихаю и ложусь брюхом на землю.

- Двух баб взял - и обоих из чужих племен.

- Одну мог бы и из наших взять.

- Да ладно тебе! У тебя свой мужик есть.

Похоже, о Баламуте речь.

- Я не завидую. Просто не дело, когда в семье три охотника. Кто-то с детьми сидеть должен, очаг поддерживать.

- Поверь моему слову, скоро Ксапа забудет про охоту.

- С чего бы?

- Она с мальцом больше родной матери носится. Как Жамах на охоту, из рук не выпускает.

Мать моя - медведица! Ведь обо мне говорят! Подпираю голову кулаком и слушаю.

- А все-таки, малец не его. Как ни считай, Жамах к нам зимой уже с пузом пришла.

- А чей, не говорит?

- Мой, говорит. Медведь с сыновьями, наверно, постарались. А может, еще когда у степняков была, кто-то созоровал. Какая сейчас разница? Клык за своего признал.

Ух ты! Вот так и узнаешь о себе самое интересное. Слушаю новости и незаметно засыпаю...

- Дрыхнет, суслик! Мы тут сокровенным делимся, а он шкуркой прикрылся и дрыхнет!

Так громко, что аж вздрагиваю. Блин! (Как Ксапа ругается) Кто кого напугал, спрашивается? А у них в руках три полных горшка холодной воды. Поймут, что подслушивал - ходить мне мокрым... Выкручиваться надо!

- Бабоньки, чего шумите? Я вам спать не мешал.

- И правда, Пумша, что ты сразу накинулась? Замотался парень. Думаешь, легко спать, когда рядом грудничок всю ночь голосит?

Спасибо тебе, добрая душа.

- Давайте, помогу, - скатываю шкуру, забираю у девок два горшка и широким шагом иду к поселку. Девки семенят сзади.