Государство крестоносцев владело Иерусалимом в течение 88 лет. Еще какое-то время оно удерживало узкую береговую полосу в Палестине и современном Южном Ливане. Это государство погибло окончательно в 1291 году. В Святом городе оно продержалось примерно столько же, сколько просуществовало в конце II — начале I века до н. э. независимое Хасмонейское царство. Крестоносцы пытались убедить многочисленных паломников, считавших их своими братьями, остаться в Иерусалиме и таким образом укрепить христианский характер города. Однако немалая часть паломников относилась к крестоносцам с презрением из-за их грубого, сугубо секулярного образа жизни, якобы осквернявшего Святую землю. Подавляющее большинство паломников вернулись в Европу[337]
. На пике колонизации количество христианских поселенцев в Иерусалиме достигало 30 тысяч — при том что общее число поселенцев-крестоносцев в Святой земле никогда не превышало 120 тысяч. Большая часть работающего населения, по разным оценкам — от четверти миллиона до полумиллиона человек, оставалась мусульманской, хотя и включала восточно-христианское (византийское) меньшинство. Несмотря на все усилия крестоносцев и значительную помощь, которую они время от времени получали из Европы, Палестина ни на каком этапе не стала по-настоящему христианской страной. На протяжении длительного исторического периода, начавшегося в VII веке н. э. и продолжавшегося вплоть до второй половины XX века, то есть более тысячи трехсот лет, она оставалась однозначно мусульманской[338].Гибель государства крестоносцев не искоренила из христианских сердец любовь к Святой земле. То обстоятельство, что огромное количество «христианской крови» было пролито на земле Иисуса, помогло превратить Палестину в центральный элемент христианских фантазий. Число паломников также отнюдь не упало, хотя содержание некоторых путевых дневников и указывает на существенные перемены в сознании. Создается ощущение, что миссионерский инстинкт, неотделимый от религии Святой Троицы, постоянно требовал внесения в ее «словарь» новых земных образов, олицетворяющих духовные истины. Христианская миссионерская риторика опиралась, разумеется, прежде всего на неимоверную дозу милосердия, пролившегося на мир. Однако спасение пришло не в абстрактном метафизическом вакууме, а в весьма конкретной географической точке. Свежие новости, продолжавшие поступать из Палестины, стали важнейшим элементом эффективной религиозной пропаганды. Паломничество всегда несло мощный миссионерский порыв; со временем стремление добраться до Иерусалима стало интегральной частью великого замысла сделать весь мир христианским[339]
.Паломник, возвратившийся из Иерусалима, превратился к концу Средних веков в настоящего культурного героя — если только этот термин вообще применим к Средневековью. Он стал символом аутентичного и мужественного христианина; его характерное облачение было хорошо знакомо даже неграмотным крестьянам (изображение паломника украшало немало сочинений того времени). Он приносил свежие новости из места, избранного богом для рождения мессии, он напоминал, что это место вновь и вновь оскверняется неверными — и некультурными — чужаками.
Следует помнить: страстная любовь к Святой земле и преклонение перед древними израильтянами, жившими на ней, нисколько не противоречили систематическим неприязни и презрению, которые питали христиане к верующим иудеям, теснившимся в тени победоносной христианской ауры. Крестоносцы и, в особенности, сопровождавший их сброд время от времени доказывали это на долгом пути в Иерусалим. Со своей стороны, паломники, вернувшись домой, любили рассказывать об Иуде Искариоте, предавшем Иисуса[340]
. С их точки зрения, униженные евреи оказались изгнанными из Святой земли потому, что были недостойны ее. Маргинальное и презренное прозябание в гетто являло собой прекрасное тому доказательство. Следует иметь в виду, что это распространенное как среди крестоносцев, так и среди большинства христианских паломников отношение к евреям с началом Реформации на Западе претерпело определенные изменения в довольно широких кругах.3. От пуританской Реформации к евангелистской моде