Кто Я?

– Ты уже большой, Андрей. И я не вечный, восьмой десяток никак идёт. Тяжко мне одному хозяйство тянуть и ты всё никак в толк не возьмёшь, что мы семья, мы на одной стороне, должны друг другу помогать. Вон батька твой с мамкой хоть и небольшие, но деньги зарабатывают. Стало быть, ты ко мне в помощь. Сколько я продюжу, только одному богу известно, но то, что я всегда стараюсь для вас, моих родимых, бог знает. Я перед ним чист. Слава богу, у нас церковь своя достраивается, через неделю освящать её епископ Назарий приедет. Дай бог здоровья купцу нашему Александру Семёновичу за дела его благодатные.

Я сидел и осмыслял всё им сказанное. А ведь и правда он о нас печётся, старается. Мы одна семья. Только одно меня беспокоило:

– Деда. Я боюсь в церковь идти. Можно я не пойду?

– Да с чего её тебе бояться? Аль ты грешник? Бог создал нас по своему образу и подобию. Все мы немного грешны. Для того нам и церковь, чтобы разговаривать с богом. Он милостив, он всё простит.

– А вдруг он меня покарает?

Дед усмехнулся так, что слеза покатилась по щеке:

– За яйцо по мне размазанное? Или за кур голодных? Так то ли грех?

Возможно, он и прав и мне нечего бояться. Со следующего дня я без всяких просьб сам стал заботиться о скотине и птице, а ещё спрашивал деда Захара, чем ему помочь на огороде.

13 июня 1899 года в нашу деревню на открытие церкви Елисея Пророка приехал епископ Олонецкий и Петрозаводский Назарий и сопровождал его купец молодой наш Андреев Александр Семёнович. Вся округа собралась на открытие церкви. В этот памятный день приехали и мои родители. Может я и не замечал или не хотел замечать, но у мамы был довольно большой живот. И отец наговаривал:

– Дай бог, ещё один помощник будет.

Народ после открытия стал заходить и выходить из церкви, нахваливая красоту и убранство церкви. Зашёл дед, зашли родители, а я всё стоял перед ней и не решался заходить. В какой-то момент я уловил взгляд деда изнутри здания на меня и, решив «будь что будет» перекрестился перед входом и вошёл. Со мной ничего такого не произошло, но дрожание прошло сразу. Дед подошёл поближе:

– Ну, Андрейка, не покарали? За яйца и кур не наказывают. Живи праведно, не делай зла и тогда тебе не совестно будет в церковь заходить.

Вскоре у маменьки родился помощник. Ха! Маруськой назвали. Не ждал отец, что девочка будет. Но когда деревенская повитуха дала её ему в руки, тот расцвёл. Я и так у родителей был не на первом плане, то теперь меня отодвинули на задворки. Лишь дед Захар всегда меня хвалил и поддерживал во всём. Через месяц родители с Маруськой уехали в Петербург. Навсегда уехали! А я остался с дедом. Меня для них как будто не существовало. Только оставили немного денег. Дед сразу их запрятал подальше:

– У нас пока всё есть. Глядишь, когда-нибудь пригодятся.

После отъезда родителей дед всегда был рядом. Он видел, как мне было плохо и обидно, и всегда поддерживал своеобразно:

– Андрейка, что слюни распустил? Ты думаешь, они одного тебя бросили? Я хоть и старый, но тоже считаюсь. Они и меня на старости лет бросили. Не боись, прорвёмся. – а затем прижимал к себе и тоже пускал слезу.

Шли годы. Сначала я возненавидел своих родителей. Потом эта обида прошла, и появилось полное к ним безразличие. Дед Захар сильно сдал. Стал еле ходить, шоркая о землю ногами. Хозяйство полностью легло на мои плечи. И я не жаловался. Может потому, что жаловаться было некому, или дед так закалил мою волю. Спасибо ему. Самостоятельно научился контролировать свои перевоплощения в других людей и что самое главное, без ограничений. Мог стать ребёнком лет пяти-шести, мог прикинуться бабушкой. Спокойно войти в любой дом под видом своего. Поговорить, покушать, выведать секреты.

В свои шестнадцать лет я не мог позволить себе выделить время на девушек. Дед Захар лишился разума, ходил по дому, как приведение и творил всякие глупости. Нужен был глаз да глаз. Местные бабки говорили мне:

– Пора бы ему на лубок.

Но разве бы я смог так поступить с ним. Он взрастил меня, кормил, воспитал. Да, я был безграмотный, но такими были все вокруг меня, не я один.

В один день, после того, как я подоил нашу корову, я занёс молочка попить деду. Он сидел на полу возле печки и держался за сердце. Аккуратно поставив молоко на стол, я подбежал к нему:

– Деда! Ты чего это?

Он взглянул на меня:

– Видимо пора мне к бабке моей. Заждалась…

– Брось! Не пора? А как же я? И ты меня бросишь?

Его взгляд стал осмысленным:

– Ну, ты сам подумай, Андрейка. Я таким хулиганом стал в последнее время…

Я прервал его:

– Как и я когда-то. Ты же меня терпел.

– Не перебивай деда. А то сейчас возьму хворостину и отхожу тебя.

У меня из глаз добровольно потекли слёзы:

– Давай, напомни мне детство. – и сам подал ему прутик.

Дед Захар взял его, но рука опустилась, глаза замерли, дыхание пропало.

Меня охватил страх одиночества. Я схватил обеими руками за его плачи:

– Деда!

По рукам от тела прокатились разряды электричества до плеч Захара. Деда передёрнуло, он сделал глубокий вдох и приоткрыл один глаз:

– Андрейка! Чего спать мешаешь!