Подготовка к полевому сезону — дело хитрое, канительное и занимательное. Сначала надо внимательно изучить проект, в котором Трапер, ни разу не бывший в тайге на полевых работах, определил всю нашу деятельность и затраты на неё. Я проектный документ изучил и могу на память вспомнить, что в нашем отряде предполагаются четыре бригады магниторазведчиков и одна бригада электроразведчиков методом естественного поля. Магнитное поле мы собираемся наблюдать в содружестве с металлометристами по маршрутам на всей площади нового участка, сопредельного со счастливым прошлогодним, а естественное электрическое поле — по детальным профилям на небольшой площади прошлогоднего участка, где бессменный передовик производства экспедиционного масштаба нашёл хилые ореолы, которые вдруг могут оказаться месторождением, чего не должно быть, пока не обнаружатся аномалии ЕП.
На все мои бригады всего-то надо четырёх записаторов на магниторазведку, одного — в резерв и двух работяг, таскать тяжеленные катушки с проводами на ЕП, всего 7 рабочих и 6 ИТРов, так что отряд у меня самый интеллектуальный в партии.
В записаторы Шпацерман вербовал местных или заезжих девчат, бывших школьниц, щедро расписывал им прелести таёжной романтики с гитарой и песнопениями у костра, и те доверчиво клевали, не чая, как сбежать из опостылевшего дома и нарваться на таёжного героя. Были и старшеклассники на каникулах и невесть откуда взявшиеся студентики, выгнанные за неуспеваемость с 1–2 курсов и заработавшие право писать в анкетах: образование — неполное высшее.
Постоянных рабочих у нас не было. Заевшиеся поселковые бичи не хотели вкалывать в трудоёмкой и скудно оплачиваемой геофизике, и Шпацерману приходилось ежегодно совершать вербовочные вояжи в Приморск и собирать на пунктах организованного набора рабочей силы самых неорганизованных, не нашедших места в городе. В основном это были алкаши, надеявшиеся в зелёной тайге избавиться от зелёного змия, и только что освободившиеся уголовники, которых не брали на приличные предприятия. Отобрав у них паспорта и справки, ушлый вербовщик не отдавал документы до конца сезона, чтобы не сбежали, а если кто пытался вспомнить о конституции, того мог вразумить и внеконституционным актом.
Самым-пресамым уважаемым человеком в это время была многоуважаемая завхозиха Анфиса Ивановна. Как известно, женщины жалеют увечных и убогих. Я был и тем, и другим, и мне удавалось поживиться из её оберегаемого загашника, где всё было на строжайшем учёте у самого Шпаца. Бичам же доставались такие затёртые, слежавшиеся и драные ватные спальники, что влезать в них впору только в одёжке и сапогах. Заношенная до предела спецовка выпадала редким счастливчикам. Проблемой были буржуйки, без которых никакая новая палатка не могла стать настоящим таёжным домом. Сделал их все, наверное, местный сапожник или пирожник, и потому имели они непрезентабельный помятый вид, перекошенные формы и дырявые трубы. У некоторых отсутствовали одна-две гнутые-перегнутые ноги, и приходилось заменять их камнями. Но даже без такой в новой палатке было холодно, промозгло и противно, а в старой, с печкой — тепло, порой жарко, сухо и по-домашнему уютно.
Ещё одна вечная проблема — провода и полевые катушки. Родное Министерство, словно в насмешку, отпускало нам провода в резиново-матерчатой изоляции, очевидно, из армейских запасов времён Великой Отечественной. А может и — Позорной Японской. Они обдирались на каждом камне и сучке, промокали в самой малой росе и были неимоверно тяжелы. Катушки и того лучше: изобретение прошлого века, деревянные, на железном станке, заедавшие постоянно и совершенно не приспособленные к переноске. Шпац — молоток, наладил деловые контакты через дефицит и просто за левую плату в лапу с морячками-связистами из прибрежной базы, и те сплавили нам под видом списания новенькие медно-стальные провода в полихлорвиниловой оболочке и лёгкие, крепкие, малогабаритные металлические катушки, не боящиеся даже удара кувалды.
И приборы у нас, бедных и зачуханных, заторкнутых на самый краешек земли, были старенькие, М-2 да ЭП-1, которые приходилось самостоятельно доводить до ума каждую весну без всякой надежды, что они дотянут до осени. Одно хорошо: можно на практике изучать простейшую, но капризную конструкцию и безошибочно определять болячки. Лечить приходилось апробированным всюду способом: добывать запчасти из тех приборов, что категорически отказывались работать.