Кто ищет, тот всегда найдёт

Поживился и только собрался уходить, как нарисовалась Марья.

— Ты что, — подмигиваю, — сачканула? — иначе почему бы ей быть здесь в рабочее время.

— У меня, — оправдывается, — дежурство сегодня с вечера. — Ладно, не будем проверять.

— Я тебя подожду, — жертвую из деликатности дорогим временем и отхожу в сторонку, к окну. Другого моего культурного поведения и быть не может. Я с детства затвердил правила приличия и всегда их придерживаюсь в любых обстоятельствах. К примеру, нельзя пялиться, когда кто что и как ест, ковырять пальцем в носу или в ухе, не говоря уже о других местах, говорить «будь здоров» на чихи, подглядывать в дырочку в сортире и смотреть, кто что покупает. Стоишь с таким, а он всё хватает и хватает, уже в авоську не влазит, и вдруг — бац! — расплачиваться нечем. Ты, просит, займи пока, я тебе когда-нибудь отдам. Займёшь, конечно — куда денешься! — а жалко и досадно, что влип. Марья не заняла. Накупила малюсенький газетный свёрток и подходит довольная.

— Так ты, — догадываюсь, — сейчас лодырничаешь?

— Ага, — радуется вместо того, чтобы горевать о напрасно растраченном производительном времени. Ох, уж эта молодёжь! Когда-нибудь и они пожалеют, что много спали и мало сделали для продвижения к коммунизму.

— Тогда, — решаю как старший, — потопали ко мне, «Лунную» послушаешь, может и понравится.

— Пойдём, — соглашается она, не кочевряжась.

И мы пошли рядком — она со своей авоськой, а я со своей, и сразу понятно, что — не пара. Были бы парой, я бы тогда пёр впереди с папиросой, а она сзади с одной большой торбой. Болтали, конечно, кой о чём. Оказывается, она питается отдельно от тёти, потому что из-за дежурств не может вовремя со всеми, живёт в углу за занавеской и платит за угол. Господи, думаю, ну где твоя справедливость? И глаза поднял к небу, но там, из-за облаков, никто не выглядывал. Кому так и просторное общежитие на двоих и квартира на одного, а ей — тесный угол без питания. Жалко мне Марью до слёз, а чем помочь? Я — не Господь.

Пришли на базу, тащу её к стройке — хочется же похвастаться. Коттедж наш уже в стенах, только крыши и рам нет, а так — готов, хоть заселяйся.

— Вот, — хвастаюсь, — мой: пять комнат и три кухни.

— И всё вам?! — вскричала бедная Марья, не представляющая такой роскоши, и глаза округлила от удивления и зависти.

— Ну, не всё, — сдаю назад, — а всё-таки одна комната и кухня достанутся.

— Здорово, — говорит, — больше и не надо. — Где уж сравнить с её углом.

Только хотел объяснить, где будут стеллажи, музыкальная этажерка, мягкое кресло для лучшего усвоения научных трудов, хотя удобно в нём не тому месту, которым усваиваются труды, как некстати помешал Шпац.

— Где тебя черти носят? — с ходу оскорбляет божьего человека. — А это кто? — смотрит на постороннюю, не узнавая.

— Как кто? — возмущаюсь. — Моя невеста. — Марья вся зарделась, голову опустила, чтобы скрыть блеск глаз и замешательство, но ничего, умница, не возразила, сообразив, что мне так надо. — Вы же обещали квартиру, если женюсь? Вот! — и показываю рукой на Марью, чтобы у квартирообещателя не было сомнений.

— Ладно, — почему-то досадует начальник, — об этом ещё успеем. Давай, — ошарашивает, — собирайся на участок, машина ждёт.

— С какой стати, — сопротивляюсь, — такая спешка?

— Сухотина, — объясняет, — пришла. Твой инженер… — я не сразу допёр, что он о Колокольчике, — …пошёл на охоту и третий день нету. Искать подлеца надо, — и с первым, и со вторым, и с третьим я полностью согласен, но…

— Я что, — начинаю врубаться всерьёз, — один поеду?

— Больше отсюда некому.

— А Кравчук?

— Заболел. Радикулит у него.

Надо же, думаю, как вовремя. Наверное, прямо сейчас прострелило.

— А там кто?

— Втроём пойдёте, — распоряжается начальник, — ты, Рябовский и Хитров. При необходимости снимешь свои бригады. Один чёрт, что втроём искать иголку в стогу сена, что вдесятером. Пять минут тебе на сборы, а то засветло не доберёшься.

— Ракетницу дадите? — попрошайничаю.

— Ракет нет, — радует, — все распукали на Новый год и женский день. Ружьё возьми и две пачки патронов. Привезёшь живым или трупом, двухкомнатную дам.

У меня аж дыхалку перехватило от такой щедрости.

— Да я… да я… — никак не соображу, как лучше отблагодарить заранее, — в крайнем случае свой труп привезу.

Но Шпац не настроен на мрачный юмор.

— Не медли, — ещё раз подгоняет. — Машина ждёт.

— Айн момент, — обнадёживаю, никак не веря в трагичность ситуации. — Пойдём, Марья, собираться. — А собираться-то что? Мне собираться нечего. Сунул покупки в готовый рюкзак — и как штык. — Ничего, — обнадёживаю Марью, — вот вернусь с трупом, — про себя решил: если найду Бубенчика живого, пристрелю, а потом привезу, — и два раза послушаем «Лунную», за этот и за тот разы. — Вышли, я дверь запер на ключ и подаю ей: — На, держи. Живи, когда захочется: ты же моя невеста, — и улыбаюсь, хитро сощурив глаза, чтобы не приняла всерьёз, — никто и слова не скажет. Заодно пригляди за строительством. И вот ещё что, — продолжаю назидательно как жених невесте, — раз так, перестань мне выкать. Дотолковались?