Поживился и только собрался уходить, как нарисовалась Марья.
- Ты что, - подмигиваю, - сачканула? – иначе почему бы ей быть здесь в рабочее время.
- У меня, - оправдывается, - дежурство сегодня с вечера. – Ладно, не будем проверять.
- Я тебя подожду, - жертвую из деликатности дорогим временем и отхожу в сторонку, к окну. Другого моего культурного поведения и быть не может. Я с детства затвердил правила приличия и всегда их придерживаюсь в любых обстоятельствах. К примеру, нельзя пялиться, когда кто что и как ест, ковырять пальцем в носу или в ухе, не говоря уже о других местах, говорить «будь здоров» на чихи, подглядывать в дырочку в сортире и смотреть, кто что покупает. Стоишь с таким, а он всё хватает и хватает, уже в авоську не влазит, и вдруг – бац! – расплачиваться нечем. Ты, просит, займи пока, я тебе когда-нибудь отдам. Займёшь, конечно - куда денешься! – а жалко и досадно, что влип. Марья не заняла. Накупила малюсенький газетный свёрток и подходит довольная.
- Так ты, - догадываюсь, - сейчас лодырничаешь?
- Ага, - радуется вместо того, чтобы горевать о напрасно растраченном производительном времени. Ох, уж эта молодёжь! Когда-нибудь и они пожалеют, что много спали и мало сделали для продвижения к коммунизму.
- Тогда, - решаю как старший, - потопали ко мне, «Лунную» послушаешь, может и понравится.
- Пойдём, - соглашается она, не кочевряжась.
И мы пошли рядком – она со своей авоськой, а я со своей, и сразу понятно, что - не пара. Были бы парой, я бы тогда пёр впереди с папиросой, а она сзади с одной большой торбой. Болтали, конечно, кой о чём. Оказывается, она питается отдельно от тёти, потому что из-за дежурств не может вовремя со всеми, живёт в углу за занавеской и платит за угол. Господи, думаю, ну где твоя справедливость? И глаза поднял к небу, но там, из-за облаков, никто не выглядывал. Кому так и просторное общежитие на двоих и квартира на одного, а ей – тесный угол без питания. Жалко мне Марью до слёз, а чем помочь? Я – не Господь.
Пришли на базу, тащу её к стройке – хочется же похвастаться. Коттедж наш уже в стенах, только крыши и рам нет, а так – готов, хоть заселяйся.
- Вот, - хвастаюсь, - мой: пять комнат и три кухни.
- И всё вам?! – вскричала бедная Марья, не представляющая такой роскоши, и глаза округлила от удивления и зависти.
- Ну, не всё, - сдаю назад, - а всё-таки одна комната и кухня достанутся.
- Здорово, - говорит, - больше и не надо. – Где уж сравнить с её углом.
Только хотел объяснить, где будут стеллажи, музыкальная этажерка, мягкое кресло для лучшего усвоения научных трудов, хотя удобно в нём не тому месту, которым усваиваются труды, как некстати помешал Шпац.
- Где тебя черти носят? – с ходу оскорбляет божьего человека. – А это кто? – смотрит на постороннюю, не узнавая.
- Как кто? – возмущаюсь. – Моя невеста. – Марья вся зарделась, голову опустила, чтобы скрыть блеск глаз и замешательство, но ничего, умница, не возразила, сообразив, что мне так надо. – Вы же обещали квартиру, если женюсь? Вот! – и показываю рукой на Марью, чтобы у квартирообещателя не было сомнений.
- Ладно, - почему-то досадует начальник, - об этом ещё успеем. Давай, - ошарашивает, - собирайся на участок, машина ждёт.
- С какой стати, - сопротивляюсь, - такая спешка?
- Сухотина, - объясняет, - пришла. Твой инженер… - я не сразу допёр, что он о Колокольчике, - …пошёл на охоту и третий день нету. Искать подлеца надо, - и с первым, и со вторым, и с третьим я полностью согласен, но…
- Я что, - начинаю врубаться всерьёз, - один поеду?
- Больше отсюда некому.
- А Кравчук?
- Заболел. Радикулит у него.
Надо же, думаю, как вовремя. Наверное, прямо сейчас прострелило.
- А там кто?
- Втроём пойдёте, - распоряжается начальник, - ты, Рябовский и Хитров. При необходимости снимешь свои бригады. Один чёрт, что втроём искать иголку в стогу сена, что вдесятером. Пять минут тебе на сборы, а то засветло не доберёшься.
- Ракетницу дадите? – попрошайничаю.
- Ракет нет, - радует, - все распукали на Новый год и женский день. Ружьё возьми и две пачки патронов. Привезёшь живым или трупом, двухкомнатную дам.
У меня аж дыхалку перехватило от такой щедрости.
- Да я… да я… - никак не соображу, как лучше отблагодарить заранее, - в крайнем случае свой труп привезу.
Но Шпац не настроен на мрачный юмор.
- Не медли, - ещё раз подгоняет. – Машина ждёт.
- Айн момент, - обнадёживаю, никак не веря в трагичность ситуации. – Пойдём, Марья, собираться. – А собираться-то что? Мне собираться нечего. Сунул покупки в готовый рюкзак – и как штык. – Ничего, - обнадёживаю Марью, - вот вернусь с трупом, - про себя решил: если найду Бубенчика живого, пристрелю, а потом привезу, - и два раза послушаем «Лунную», за этот и за тот разы. – Вышли, я дверь запер на ключ и подаю ей: - На, держи. Живи, когда захочется: ты же моя невеста, - и улыбаюсь, хитро сощурив глаза, чтобы не приняла всерьёз, - никто и слова не скажет. Заодно пригляди за строительством. И вот ещё что, - продолжаю назидательно как жених невесте, - раз так, перестань мне выкать. Дотолковались?