Кто ищет, тот всегда найдёт. Роман

- А вы, - упрямится, - не зовите меня Марьей.

Ну и бабьё, такая мелочь, а корёжит.

- Ладно, - соглашаюсь примирительно. – Давай тогда знакомиться по-новому… Машенька.

Она легко, как умела, вспыхнула, отвечает:

- Давай… Васенька, - и уткнулась лбом в моё мужественное плечо. Мне бы, идиоту, не обнять, так слегка потрогать за спину, а я растерялся, твержу:

- Ну, ладно, ладно, пора мне. Бывай, - и чуть не бегом припустил от неё на склад за ружьём и к машине.

Как ни спешил, а всё равно приплёлся по темноте. Хорошо, что тропа набита как асфальт – спотыкаешься, но идёшь куда надо. Не то, что Колокольчик-Бубенчик. Каково-то ему сейчас? Не рассчитал силёнок, ему бы в Парке Горького охотиться, а он… Интересно, улыбается ещё или уже кончил?

Горюн заметил, тотчас подошёл. Поздоровались, улыбнулись, радуясь друг другу.

- Ну, что у вас тут стряслось? – спрашиваю строго, облечённый безграничными полномочиями и доверием начальника.

Горюн присел к кострищу, стал готовить растопку, а заодно и рассказывал:

- Пока, - говорит, - я заготавливал траву, Хитров ходил на триангуляцию, а геологи в маршрут, новенький, прихватив без спроса ружьё Павла Фомича, ушёл в неизвестном направлении, и нет его уже три дня. А эти, - он махнул головой в сторону палаток на той стороне ручья, - никак не могут договориться, что предпринять. Я думаю, попросту отлынивают от поисков, - чуть помолчал и поинтересовался:

- Что Шпацерман? Кто ещё придёт?

Раздеваясь и разуваясь, освобождаясь от потной одежды, чётко, по-военному, отвечаю:

- Никто. Нас здесь достаточно, чтобы найти труп.

- Как? – удивляется профессор.

- Шпац, - объясняю, - приказал доставить хотя бы труп.

Радомир Викентьевич чуть усмехнулся:

- Узнаю Давида: для него люди – просто механизмы. Так воспитала система. – Он разжёг костёр. С той стороны, словно по сигналу, подошли двое неприкаянных. Рабочие Хитрова, оказывается, улепетнули на базу, не выдержав пытки долгим воздержанием, ещё в день пропажи новичка, и, таким образом, в лагере нас осталось четверо. На Горюне – лошади и сторожба, значит, поисковую группу составляют трое. Зато какого качества: сплошь начальнички.

- Когда прибудет группа поиска? – спрашивает Рябовский.

- Её не будет, - успокаиваю его. – Приказано нам, троим, найти живого или мёртвого.

- Ни черта себе! – возмущается Адольф советский. – Что мы сможем втроём?

- Главное, - объясняет, не удержавшись, враг народа, - обозначить поиски, а результаты – дело второстепенное.

Все замолчали, переваривая простую и всем известную тайную истину, вдруг произнесённую вслух.

- Я не могу, - вдруг отказывается от доверия Хитров. – Устал как собака, ноги стёр, болят, в больницу собрался.

- Как это не можешь?! – завопил, заводясь, нервный член спасательной экспедиции. Он всегда заводился с пол-оборота, когда его заставляли делать что-нибудь помимо желания. А товарища по партии вообще ненавидел. Ненавидел за то, что тому удаётся и работа, и охота с рыбалкой за счёт добровольной эксплуатации бичей. Из Рябовского эксплуататор – никудышный, охотник – никакой, а рыбак – ещё хуже. Завидует. – А кто пойдёт?

Тут я, чтобы остудить его пыл, подливаю живительного масла в разгорающийся огонь свары:

- Между прочим, - сообщаю, - старшим Шпацерман назначил Хитрова.

Но тот почему-то не обрадовался, а заёрзал на чурбаке, не жалея штанов, схватил палку и стал нервно копошиться в костре, выпуская попусту целые снопы искр в темноту.

- Не могу, - твердит, - ноги не идут, устал, - и вдруг взвыл: - Почему я, старик? – ему ещё и сорока не было. – Молодых полно. Геофизик пропал, пусть геофизики и ищут. У меня не пропадают.

Такой подлости даже я не ожидал, а возразить нечем. Молчу, наливаясь гневом и желчью. Я, конечно, знаю, что молодым у нас везде дорога, а старикам всегда почёт, но всё равно обидно.

- Какая разница? – только и смог возразить. – Человек пропал, его спасать надо, а награды потом разделим. Я свою уступлю любому. Хорошо, - соглашаюсь, - мы пойдём вдвоём, - я бы и один пошёл, потому что мне остро нужен труп.

- Я пойду, - неожиданно вклинивается работяга в важный разговор начальников. – Павел Фомич, присмотришь за лошадьми, покормишь?

Тот молча кивнул головой, наверное, с немалым облегчением.

- Ну, Хитров, - без толку горячится облапошенный Рябовский, - я тебе это припомню.

Самому разумному из всех опять приходится охлаждать перегревающуюся атмосферу.

- Интересно, - спрашиваю у всех, - куда он мог податься?

Оживший Пал Фомич зашевелился, подсказал:

- В тот вечер, когда пришёл, он у костра всё расспрашивал у мужиков, какая здесь фауна, какая охота. Те, будь неладны, и подсказали, что на сопках на каждом дереве по стае рябчиков сидит.

- Ясно, - быстро соображаю, - уже легче. Сколько у него патронов?

- На столике, - добавляет раззява, - два лежали, оба исчезли.

- Негусто.

- Пойдём, Пал Фомич, - зовёт Горюн отказника на инструктаж и передачу транспорта и провианта. Рябовский сидит. Молча пережёвываем удручающую ситуэйшен.