Испаноязычная иммиграция после 1965 года в значительной степени отклонилась от «традиционной структуры дисперсии»: кубинцы концентрировались в районе Майами, а мексиканцы – на Юго-Западе, особенно в Южной Калифорнии. Впрочем, если не считать нескольких исключений, для иммиграции после 1965 года характерно именно многообразие, влекущее за собой дисперсию. Иммигранты прибывают из множества стран. Соотечественники стараются держаться вместе, однако этнические сообщества не имеют строгих границ и «перетекают» друг в друга. В 1995–1996 годах 18 процентов иммигрантов в Нью-Йорке были выходцами из бывшего СССР, 17 процентов – из Доминиканской республики, 10 процентов – из Китая. В конце 1990-х годов нью-йоркское содружество иммигрантов объединяло представителей множества стран и национальностей, при этом ни одна из последних не составляла более 15 или 20 процентов от общего числа иммигрантов (исключение – Нижний Истсайд, где 51 процент населения – китайцы)306
. Проанализировав эти данные по Нью-Йорку, Джеймс Дао подытожил: «Нынешние иммигранты прибывают из большего количества стран и говорят на большем количестве языков, нежели иммигранты последней европейской волны. Они сильнее различаются способностями и возможностями, среди них больше образованных людей и больше профессионалов. В отличие от своих предшественников, они избегают гомогенных анклавов и распределяются многочисленными общинами по городам»[15]. Подобная практика должна существенно облегчать ассимиляцию. В 1990-х годах в странах с наивысшей концентрацией иммигрантов из какого-либо одного государства 11 процентов рожденных за рубежом бегло говорили по-английски. В странах же «дисперсированных» показатель бегло говорящих составил уже 74 процента307. Отцы-основатели были правы: дисперсия и вправду есть основа ассимиляции.Разрывность
Соединенные Штаты, как писал Натан Глейзер, «не всегда были иммигрантским обществом»308
. Будучи народом иммигрантов, американцы, как отмечалось в заявлении Форума иммигрантов, «были и остаются народом националистов». На протяжении столетия, с 1870-х по 1960-е годы, законодательные меры сначала ограничивали, а затем и полностью запретили иммиграцию жителей азиатских стран; в течение сорока лет эти законы поддерживали иммиграцию на крайне низком уровне. Из иммигрантского общества Америка успела превратиться в общество ограниченной, «разорванной» иммиграции. Процесс иммиграции, как указывал Роджер Фогель, варьировал свою интенсивность и демонстрировал тенденцию к цикличности309. Волна иммиграции 1840–1850-х годов завершилась с Гражданской войной и сумела достичь прежних показателей лишь в 1880-х годах. В 1840-х и 1850-х годах уровень иммиграции на 1000 человек населения равнялся соответственно 8,4 и 9,3; в 1860-х и 1870-х он снизился до 6,4 и 6,2 и поднялся в 1880-х до 9,2. Ирландская иммиграция, составлявшая в 1840-х и 1850-х годах 780 000 и 914 000 человек соответственно, сократилась в последующие десятилетия до 500 000 человек ежегодно. Немецкая иммиграция – 951 000 человек в 1850-е годы – упала до 767 468 и 718 182 человек в два последующих десятилетия, почти восстановила свой уровень в 1880-е годы, но потом менее чем за десятилетие понизилась до 500 000 человек и даже менее. В общем, иммиграция рубежа веков достигла своего пика в 1880-е годы и снизилась в 1890-е, отчасти благодаря суровому иммиграционному законодательству США, а затем вновь стала расти – до Первой мировой войны, на короткий срок еще более усилилась сразу после войны, но впоследствии резко сократилась – в результате принятия соответствующего закона в 1924 году.Это сокращение весьма сильно сказалось на ассимиляции. После 1924 года, как утверждают Ричард Альба и Виктор Ни, «продолжительная сорокалетняя пауза в крупномасштабной иммиграции фактически гарантировала, что этнические сообщества и культуры будут ослабевать с течением времени. Силу этих сообществ подрывала возросшая мобильность отдельных личностей и целых семей, прежде всего людей, рожденных на чужбине, то есть иммигрантов как минимум второго поколения. Незначительное количество новоприбывающих не в состоянии восполнить эти потери. Постепенно происходит переход первого поколения иммигрантов ко второму и далее, к третьему». Сохранение текущего высокого уровня иммиграции, по контрасту, «создаст фундаментально иной этнический контекст, с которым придется столкнуться потомкам европейских иммигрантов; новые этнические сообщества тяготеют к масштабности, культурной энергичности и институциональному богатству». При существующих условиях, подчеркивает Дональд Мэсси, «приток иммигрантов будет опережать прирост этнических сообществ и их генезис через смену поколений, социальную мобильность и смешанные браки. В итоге этническая принадлежность будет определяться именно иммигрантами, а не последующими поколениями, вследствие чего баланс этнических идентичностей склонится в сторону языка, культуры и образа жизни общества, породившего иммигрантов»310
.