Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности

Возросшая значимость диаспор – прямое следствие двух мировых трендов. Во-первых, массовая миграция населения бедных стран в страны богатые привела к увеличению численности, капитала и влияния диаспор как в странах происхождения, так и в странах проживания. Индийская диаспора, по данным на 1996 год, составляла от 15 до 20 млн человек, обладала капиталом 40–60 млрд долларов и «мозговым банком» из 200–300 тыс. «ученых, инженеров и других профессионалов, исследователей, менеджеров, сотрудников транснациональных корпораций, людей, занятых в сфере высоких технологий, и студентов старших курсов»⁴⁶⁴. Китайская диаспора численностью в 30–35 млн человек играет важнейшую роль в экономике стран Восточной Азии, исключая Японию и Корею, и внесла немалый вклад в грандиозный экономический рывок, совершенный Китаем. Быстро растущая мексиканская диаспора в Соединенных Штатах (20–23 млн человек), как мы видели, приобретает все большее политическое, экономическое и социальное влияние в родной стране и в США. Филиппинская диаспора, в основном сосредоточенная на Среднем Востоке и в США, стала жизненно необходимой для развития экономики Филиппин. Во-вторых, экономическая глобализация и развитие средств транспорта и связи сделали возможным поддержание тесных контактов – экономических, политических, социальных – диаспор с родными странами. Вдобавок и усилия национальных правительств по развитию и либерализации экономики и по внедрению в глобальную экономику (тут можно упомянуть такие страны, как Китай, Индия и Мексика) также обернулись возрастанием роли диаспор и конвергенцией экономических интересов диаспор и стран их происхождения.

В результате взаимоотношения национальных правительств и диаспор существенно изменились. Прежде всего сегодня правительства все чаще трактуют диаспоры не просто как «отростки» того или иного общества, но как социально-культурное достояние этого общества. Во-вторых, диаспоры вносят заметный вклад в экономическое, социальное, культурное и политическое развитие стран происхождения. Наконец, в-третьих, диаспоры сотрудничают с национальными правительствами стран происхождения, представляя как интересы этих стран, так и интересы страны проживания.

Исторически государства относились к мигрантам неоднозначно. В отдельных случаях миграцию запрещали законодательно, в других разрешали или смотрели на нее сквозь пальцы. В современном мире массовость миграции из бедных стран в богатые и появление новых средств поддержания «связи с домом» привели к тому, что национальные правительства начали относиться к диаспорам как политическим инструментам. Правительство поощряет эмиграцию, прилагает усилия по организации и расширению диаспоры, по укреплению связей диаспоры с родиной, отдавая себе отчет, что диаспора будет защищать его интересы в стране своего проживания. Развитые страны оказывают влияние на международные дела через экспорт капитала и технологий, через экономическую и военную помощь. Страны же развивающиеся (более бедные и перенаселенные) влияют на ситуацию в мире через экспорт своего населения.

Чиновники национальных правительств не устают объявлять диаспоры жизненно важными элементами национальных сообществ. С 1986 года филиппинское правительство поощряет филиппинцев к эмиграции, к превращению в ЗФР – «заморских филиппинских работников»; на 2002 год из страны выехали до 7 500 000 человек. «Семьи с хорошим образованием и молодые профессионалы – медсестры, врачи, компьютерщики» пополнили ряды полуграмотных разнорабочих, составлявших первую волну филиппинской эмиграции. Экс-президент Гаити Жан-Батист Аристид, получивший в начале 1990-х годов в США статус политического беженца, называл гаитянскую диаспору в Соединенных Штатах «десятым департаментом Гаити» (всего страна поделена на девять), «на что члены диаспоры отреагировали с воодушевлением»⁴⁶⁵. В конце 1990-х годов радикально изменилось отношение израильского правительства к еврейской диаспоре. Первоначально, как писал Дж. Дж. Голдберг, автор книги «Еврейское могущество», израильские власти стремились «созвать всех евреев в пределы страны». В 1998 году, осознав факт постепенного исчезновения еврейской культуры и еврейской идентичности, правительство Бенджамина Нетаньяху приняло программу возрождения иудаизма за границами Израиля. Нетаньяху, по словам Голдберга, «стал первым израильским премьер-министром, который выказал интерес к еврейской диаспоре»

⁴⁶⁶. Еще более красноречивым показателем возросшей значимости диаспор в современном мире может служить политика кубинского правительства по отношению к резко враждебной режиму Кастро кубинской общине в США. «В середине 1990-х годов, – пишет Сьюзен Экштейн, – кубинское правительство поняло бесплодность вражды и стало укреплять связи с диаспорой, а также поощрять экономически мотивированную эмиграцию. Те же самые люди, которых раньше Кастро презрительно именовал gusanos

, червяками, и с которыми призывал расправиться, теперь сделались «кубинскими гражданами, проживающими за рубежом»⁴⁶⁷.