— Какой он красивый! — Девочка внимательно осматривала игрушку, но вдруг нахмурилась: — Ой, он грязный!
«Вечером пойду — ноги ему выдерну!» — мрачно подумал Назаров.
— Ничего, я отчищу, — сказала Нина. — Не обращай внимания!
— Хорошо, мамуля! — снова повеселела Юляшка, обнимая медведя. — Я его любРю.
— ЛюбЛю! — в свою очередь поправил отец. Недавно дочь научилась выговаривать букву «р» и теперь старательно подменяла ею «л»… Даже там, где не нужно.
Василий довольно улыбался: это он неустанно тренировал произношение дочери.
А сарафанчик оказался маловат.
— Поеду менять, — озабоченно сказала Нина. — А ты забери ребенка из садика и отведи на танцы. Сделаешь?
— Гм… Это же надо отпрашиваться… А сегодня еще разбор полетов за вчерашнее… Неудобно…
— Тебе всегда неудобно! А когда ты уезжаешь на месяц — мне удобно? — завелась Нина.
— Ладно, я попробую.
— Тогда позвони, чтобы я могла рассчитывать время!
Когда суд офицерской чести закончился, приободренный результатом Назаров догнал в коридоре полковника Анисимова.
— Товарищ полковник, разрешите обратиться?
— Что, еще сюрпризы мне приберегли? — искренне удивился командир.
— Да нет… У дочери сегодня день рождения… Жена хочет сарафан обменять… Ну, подарок, он мал оказался. А я должен из детского садика дочь забрать и на танцы отвезти. Разрешите на час раньше со службы убыть? Пробки же на дорогах…
— Это сколько же ей лет, что из детского сада и на танцы?
— Четыре сегодня исполняется.
— С такого возраста уже детям покоя нет, даже в день рождения, — покачал головой Анисимов. — Разрешаю!
— Спасибо, Евгений Семенович!
Назаров перевел дух. Изменить планы жены — это не дубинкой получить и в «обезьяннике» посидеть… Это все равно, что ворваться в дом, где три вооруженных бандита удерживают заложника! Он радостно набрал номер:
— Нинчик, я смогу забрать Юляшу… Да, отвезу… Пока, целую!
Назаров спрятал телефон и огляделся по сторонам — не слышал ли кто? При сослуживцах он стеснялся произносить слова «люблю», «целую» и тому подобные: «телячьи нежности» у них не в ходу…
На танцы успели как раз к началу занятий. Пока Назаров переодевал дочь, мамы других детей с интересом наблюдали за единственным мужчиной — справится ли он с ответственной задачей? Но Василий движениями, отработанными не хуже, чем извлечение пистолета из поясной кобуры, ловко справился с детской одеждой и даже успел перехватить резинкой хвостик мелированных волос.
«Из детского сада и на танцы… — вспомнил Назаров слова Анисимова. — Интересно, что сказал бы командир, если бы узнал, что в четыре годика девочке уже волосы мелируют у своего, постоянного мастера-парикмахера?»
В зал родителей не пускали, поэтому у двери толпились мамочки, чтобы увидеть своих чад хотя бы через щелку. Назаров не стал исключением, он был выше женщин и беспрепятственно рассматривал, как Юляша танцует под медленную красивую музыку, названия которой он не знал.
«Так похожа на свою мать… — думал он. — И откуда у них эта кошачья пластика? Видать, врожденное…»
Дома их ждал сюрприз — стены были увешаны шарами и поздравительными надписями из разноцветных букв, на стуле висел новый сарафан, а на столе красовался торт с четырьмя свечами. Василию пришлось надеть клоунский колпак и дудеть в какую-то трубку — спорить с женой было бесполезно.
«Хорошо, что ребята не видят…» — подумал он.
Наконец, пришло время укладывать вдоволь нахохотавшуюся виновницу торжества. Маму, как главного организатора празднования, решили от этой процедуры освободить. Впрочем, купание дочери и чтение ей сказки на ночь Василий не считал утомительным занятием. Наоборот — эти моменты были лучшими в его жизни. Иногда он специально начинал импровизировать, читая сказку, а его дочь, этот маленький теплый комочек, смешно возмущалась:
— Папа, там не так! Это не волк сказал, а лисичка!
Наверное, это и есть счастье!
— Я завтра уезжаю, — сказал он, перед тем как заснуть. — Скоро вернусь…
— Опять?!
— Не опять, а снова. Служба такая.
Тактические учения по теме «Ночной бой» закончились поздно, и к своему дому Константин подошел уже около трех часов. Светил узкий молодой месяц, обещающий приумножение денег, если их ему показать. Но показывать Шауре было нечего, да и в приметы он не верил.
Как и следовало ожидать, окна квартиры были темными. Тяжело вздохнув, подполковник вошел в подъезд и стал подниматься по лестнице, с каждой ступенькой превращаясь из офицера самой мощной и секретной спецслужбы России в обычного сорокалетнего мужика: семьянина и молодого отца.