— Ладно, ночуйте, — нехотя сказал Силантий, оставив вопрос без ответа. — Только к нашим не приставать, по селу не блудить, водку не пить… Посуду с собой возьмите, у нас у каждого своя и ложка, и плошка… Как солнце зайдет, ложитесь и спите себе с Богом, а поутру уйдете. Вот, мой сын вас проводит…
Он повернулся к мужчине с «трехлинейкой»:
— Василий, отведи их в дом усопшей Пелагеи.
И, развернувшись, пошел восвояси. Остальные обитатели, оживленно судача, быстро разошлись по домам. Когда вездеход подъехал поближе и его пассажиры, собрав вещи, двинулись за Василием, поселок был пуст и казался вымершим, хотя из маленьких окошек за ними с любопытством наблюдали десятки пар глаз. Во дворах копошились куры, с лаем рвались с цепей большие лохматые псы. На пустыре возле хлева стояли трактор и семитонная прицеп-цистерна, выкрашенная почти облупившейся зеленой краской. «Такие были у нас в рабочем поселке», — отметил про себя Мончегоров.
Пустой дом находился в самом конце поселения, смотря восточным окном на приблизившуюся вплотную тайгу. Из соседней избушки вышла на крыльцо женщина в длинном черном платье, но, увидев незнакомцев, торопливо забежала обратно.
— Вот, ночуйте! — Василий широким жестом распахнул скрипучую дверь. Запора на ней не было.
В единственной комнате хотя царил нежилой дух, но, как ни странно, было убрано. Вдоль стен стояли две деревянные кровати. В углу находилась божница, на икону накинуто небольшое полотенце с вышивкой. В другом углу располагалась печь. У окна — кухонный стол, две табуретки, над столом висел шкафчик для посуды.
Карим занял одну кровать, Рустам — другую. «Шайке» пришлось разложить спальники на полу, впритык один к другому. Водитель постоял у двери, махнул рукой и ушел спать в вездеход. Мончегорову досталось место у двери. Он заметил, что челюсть у Тайги распухла еще больше, и напомнил Василию, что им нужен фельдшер. Тот издал неопределенный звук и ушел. Но через некоторое время вернулся с немолодой женщиной довольно крупного сложения в длинной черной юбке, белой кофте и белом платке.
— Вот, Ефросинья, она у нас лучше фельдшера лечит…
Целительница внимательно осмотрела всех маленькими цепкими глазами, подошла к Тайге, бесцеремонно взяла его за подбородок, осмотрела заметную припухлость под левым ухом, осторожно пощупала…
— Это он тебя так угостил? — Женщина кивнула на Рустама, чем вызвала всеобщее удивление. Откуда она может знать такие подробности?
— Нет, я сам упал, — с трудом ответил Тайга — рот у него уже еле-еле открывался.
— Хорошо только сустав выбил, а не сломал! — сказала Ефросинья. — Ну-ка, потерпи!
Она сделала резкое движение, раздался щелчок, Тайга коротко вскрикнул.
— Всё, всё, поставила на место, — успокаивающим тоном произнесла целительница. — Сейчас Василий мазь принесет, чтобы опухлость сошла…
Она направилась было к двери, но остановилась и напоследок осмотрела всех гостей. Ничего не сказала, только покачала осуждающе головой. Да губы поджала так, что они превратились в куриную гузку. Потом вышла, Василий последовал за ней.
— Чего она на нас так пялилась? — спросил Муха. — Глаз у нее, как у ведьмы!
— Заткнись, — оборвал его Тайга. — Баба мне реально помогла!
Через некоторое время Василий принес баночку с черной, резко пахнущей мазью, отдал Тайге, а неловко скорчившегося на полу, у двери, Мончегорова поманил пальцем.
— Пошли со мной, отец зовет. Только посуду свою возьми.
Иван Степанович понял, что это приглашение на ужин.
Силантий Бельский жил на середине короткой улицы в бревенчатом доме, тоже с одной комнатой, но более просторной. Он сидел за столом, покрытым расшитой узорами небольшой скатертью, а может быть, полотенцем. Перед ним стояли самовар, чугунок с картошкой в мундире, глиняная тарелка с солеными огурцами и сковорода с жареными грибами.
— Угощайтесь, Иван, — добродушно произнес хозяин. — Василий сказал, что у Пелагеи вам места не нашлось. А я вижу, вы человек образованный, у нас такие редко бывают. Последний раз приезжали, когда атом взорвался… Тут не так далеко, верст сто или двести — мы и огонь адский видели, и гул подземный слыхали… Вот они понаехали, все приборами что-то мерили, а те, что в белых халатах, мне палец прокололи… Я тогда молодой был, вырвался, в окошко выпрыгнул и в тайгу убежал…
Иван Степанович не успел проголодаться, но с удовольствием отведал грибов и соленых огурчиков, накладывая их своей ложкой в свою алюминиевую миску.
— Как же вы тут живете? — спросил он, когда Силантий замолчал. — На сотни километров вокруг ни людей, ни жилья…
— А зачем оно нам? — Старик пожал плечами. — У нас все есть. И дичь, и рыба в озере совсем близко. И пилорама, чтобы бревна распускать. А работы много — скучать некогда.
— А как же дети? Им же учиться надо!
— Мы их и учим. Азбука есть, псалтырь и часослов тоже имеются. А если кто захочет — тот в Большой Мир уйдет, мы никого не держим…
— Как же он уйдет? — удивился Мончегоров. — Пешком, через тайгу?
Силантий кивнул.