— Мне уже говорили. Я об этом думаю.
— Мне кажется, это отличная идея. Тебе не следует жить одному. А пока ты мог бы навестить нас. Мы будем очень рады.
— У вас нет места, Элли. И Дику нужно работать. Я буду мешать.
— Нет, не будешь.
— Конечно, буду. И тебе это прекрасно известно. Не волнуйся, у меня все хорошо.
— Как поживает дедушка?
— Твой дедушка — настоящий феникс. Всякий раз, когда тело снова его подводит, он возвращается еще злее, чем был. Больницы и дома престарелых убивают людей вполовину моложе. Но только не его.
Она рассмеялась. Потом умолкла.
— Послушай, папа, ты не…
Он знал, что она скажет. Хотя и надеялся, что на этот раз обойдется.
Но его надежды не оправдались.
— Ты ведь не говорил с Билли?
— Нет.
— И не станешь, правда? Хотя тебе совсем одиноко.
— Кто сказал, что мне одиноко?
— Папа, я думаю, для тебя это вредно. Билли…
Окно за его спиной взорвалось.
Он рухнул с кресла на пол, повинуясь инстинктам, а над головой и рядом с ним пронеслись осколки стекла. Он почувствовал, как они впиваются в голые руки, лицо и шею, услышал в телефонной трубке, которую теперь сжимал, как дубинку, крик дочери, тихий и далекий, услышал, как она зовет: «
Он поднялся на ноги, твердя в телефон: «Все в порядке, детка, со мной все в порядке, все хорошо», — подошел к окну и услышал, как взвизгнули колеса автомобиля, вздымая пыль, темного седана с выключенными габаритными огнями и фарами, который пронесся по Стиррап-айрон-роуд в сторону главной дороги.
В его ладонь вонзился дюймовый треугольный осколок стекла. Ладлоу слышал, как кровь капает на половицы.
— Подожди минутку, — сказал он в трубку и услышал ее напуганный голос, задававший вопросы. — Подожди, — повторил он. — Все в порядке. Я сейчас вернусь.
Он пошел в кухню, слушая, как трещит и хрустит под ногами стекло, вымыл руку в раковине и аккуратно вытащил осколок из ладони. Бросил его в раковину, снова промыл руку, взял стопку бумажных полотенец и прижал к ране, чтобы остановить кровь.
Потом вернулся к телефону, чтобы солгать дочери.
— Господи, папа, что это
— У нас тут небольшие неприятности. Какие-то детишки повадились по ночам бросать камни в окна. И только что разбили мое. Со мной все в порядке. Немного поцарапал руку, и нужно было обработать рану. Ничего серьезного. Но, судя по всему, мне придется пропылесосить гостиную. Пора заканчивать разговор. Желаю хорошего ужина, и не тревожься обо мне. Это просто шалость. Просто дети. Вот и все.
— Ничего себе шалость! Господи!
— Тут я с тобой согласен.
— У тебя точно все хорошо?
— Точно.
Когда ему наконец удалось успокоить ее и заставить повесить трубку, он посмотрел на свою руку и увидел, что комок бумажных полотенец насквозь пропитался кровью. Придется принять более серьезные меры. В аптечке он отыскал марлевые салфетки, йод и пластырь. Его трясло. Он очистил и перевязал рану, потом вернулся в гостиную. Проникавший в окно холодный ветер раздувал занавески, и они тянулись к нему. Он наклонился, чтобы поднять камень.
Сняв резинки и развернув бумагу, он увидел, что камень был размером с бейсбольный мяч. Судя по всему, его вытащили из ручья или реки, он был чистым и гладким, но морем от него не пахло. Он разгладил бумагу и перевернул. На лист были наклеены вырезанные из журнала слова и буквы.
ТЫ ОТЛИЧНО СМОТРЕЛСЯ ПО ТЕЛИКУ СТАРЫЙ ХРЕН
В ПЕРВЫЙ И ПАСЛЕДНИЙ РАЗ
ХА ХА
Он обратил внимание на ошибку и задумался, намеренная она или нет. Задумался, являлись ли слова
11
— Я скажу вам, что значит эта записка, — заявила Кэрри.
Она приехала из Портленда, и они встретились за ужином в ресторане Арни Грона. Платила телестанция, и Кэрри хотела сводить его в более дорогое заведение, но Ладлоу чувствовал себя здесь как дома.
— Она означает, что, по мнению телестанции, история кончилась вчерашним сюжетом. И тот, кто бросил камень, прекрасно об этом знал.
Она вонзила нож в свой стейк-портерхаус, словно тот был живым существом.
— Хотите сказать, продолжения не будет? Никакого?
Она подалась вперед, пристально глядя на него. С того момента как они уселись за стол, он видел, что она сердится — и, подобно ему, не может этого скрыть.