Кто не спрятался…

Дверь машины открылась, и появилась женщина. На ней был коричневый плащ с поясом, облегавший стройную фигуру, а на голове — прозрачный полиэтиленовый шарф. Через окно Ладлоу не мог разглядеть ее лицо. Мгновение женщина стояла возле открытой двери машины, глядя на магазин, потом быстро села обратно и закрыла дверь.

— В таком случае, я этим займусь, — сказал Сэм. — Ты ведь понимаешь, что я не могу сделать это бесплатно, Эв. Но постараюсь не задирать цены. Знаю, ты в деньгах не купаешься.

— Все в порядке, Сэм. Делай то, что должен.

— Я тебе позвоню.

— Спасибо, Сэм.

Он положил трубку и смотрел в окно, как «линкольн» выезжает с парковки под дождем, размышляя о том, каким сухим выдалось это лето и как им теперь пригодится дождь, траве и деревьям, которые смогут напиться легкого, теплого дождя, что не размоет почву и не побьет побеги, но позволит им снова расти, подарит заряд энергии сердцу этой земли, как прошлой ночью женщина по имени Кэрри подарила его сердцу.

Были иные способы разобраться с ситуацией, помимо иска. Сэм сказал, что, несмотря на деньги, в душе Маккормак был всего лишь человеком со связями. Волком в овечьей шкуре.

На людей со связями можно было надавить. Волков можно было заставить огрызаться.

Пришла пора надавить.

15

— Молчите, — с улыбкой сказал Маккормак. На этот раз он сидел в кабинете в одном из мягких кожаных кресел, стоявших у камина. У него на коленях лежала раскрытая газета. За его спиной на стене, которую Ладлоу не смог разглядеть в прошлый раз, висели головы роскошного белохвостого оленя, койота, волка и маленького черного медведя.

Служанка-калека проводила его в дом, и теперь он стоял в кабинете.

— Молчите. Вы все обдумали. И хотите продать магазин, — сказал Маккормак.

— Нет, — ответил Ладлоу. — Магазин меня полностью устраивает.

— Подумайте. Большого дохода он не приносит.

— Мне хватает.

Маккормак вздохнул, его улыбка померкла, он аккуратно сложил газету и положил на красную кожаную кушетку.

— Я слышал, вы подаете на меня в суд.

— Я бы предпочел этого не делать.

— Не понимаю, к чему возиться. Это не стоит ни вашего времени, ни ваших денег.

— Я полагаю, речь пойдет не о деньгах.

— А о чем же?

— Полагаю, о том, чтобы люди узнали, что сделал мальчик и что делаете вы.

— И что я делаю?

— Я скажу, чего вы не делаете. Не объясняете ему его ошибку. Уверен, дробовик по-прежнему у него. Я прав? Вы даже не стали отбирать у него чертово оружие.

— Это вас не касается.

— Позавчера я видел его в школе. Проезжал мимо — и увидел. Синяков я не заметил. По крайней мере, на виду. Или вы его выпороли?

— Мы так не поступаем, Ладлоу. Не знаю, откуда вы родом, но здесь это не принято.

— Не принято?

— Нет.

— Надо полагать, вы культурнее меня.

— Не исключаю такой вероятности.

Ладлоу повернулся и посмотрел на головы на стене. Затем вновь посмотрел на Маккормака.

— Вы их сами застрелили?

— Да.

— Считаете себя хорошим стрелком, мистер Маккормак?

— Чертовски хорошим.

— Надо полагать, вы научились этому в армии. Судя по возрасту, во Вьетнаме.

— Я не служил. Думаю, по чистому везению. Нет, стрелять я научился сам. Какое отношение это имеет к чему-либо?

— Я был в Корее. Ее еще называют Забытой войной. Хотя сомневаюсь, чтобы те, кто там побывал, многое забыли. Или их семьи. Когда я вернулся домой, отец устроил праздник. Пригласил полгорода. Он мной гордился. Трудно сказать почему. Я не сделал ничего особенного, но он все равно мной гордился.

А вы гордитесь Дэниелом, мистер Маккормак? Если нет, значит, между вами происходит что-то неправильное. Что-то, с чем, возможно, вы еще можете справиться, если захотите. Пока он еще здесь, с вами. Пока он не стал самостоятельным и не натворил бог знает чего. Вместо того чтобы нанимать адвокатов и прикрывать его.

Маккормак поднялся, достал из кармана сигарету и зажег массивной серебряной зажигалкой, лежавшей на столе. Ладлоу почувствовал запах и подумал, что, возможно, они вообще не используют камин, потому что в комнате не пахло древесным дымом, только табаком.

— Послушайте, — сказал Маккормак, — я не нуждаюсь в ваших лекциях. Это мои сыновья, и я буду воспитывать их так, как сочту нужным. И точка. Можете подавать иск, если захотите. Не исключено, что он причинит мне легкое неудобство, но не более того. Это я гарантирую. Потому что вам не выиграть. И это я тоже гарантирую. А даже если бы вы и выиграли, что вы с этого будете иметь? Стоимость собаки. Чертовой собаки из собачьего приюта. Даже если вы выиграете — а этого не будет, мне плевать. Вам это понятно?

Он кивнул.

— Полагаю, да.

— Вы так полагаете. Хорошо. Не приходите сюда больше. И не приближайтесь к моим мальчикам, или я мгновенно натравлю на вашу унылую старую задницу шерифа. Хорошего вам дня, Ладлоу. Где выход, вы знаете.