– Не знаю, минут пять, может быть…
– А Гоша Гацкан не мог это сделать? Ты прости, что я о нем вспомнила.
– Да ладно. У нас ничего не было. То есть между нами ничего серьезного не было. Мы как-то попробовали… то есть хотели попробовать, но у Гоши не получилось. Он попросил никому не рассказывать, а то… Ну, ты поняла, засмеяли бы его. Мы вообще договорились изображать, будто мы любовники. Теперь все так считают. То есть считали. Мне его поначалу жалко было, он такой закомплексованный. А потом даже меня Гоша доставать начал. Но он всех доставал.
Неожиданно Аня кое-что поняла:
– А кроме Гоши… То есть помимо Гоши ведь кто-то был у тебя?
Валя посмотрела ей прямо в глаза, словно пытаясь определить, насколько можно быть искренней, и тихо ответила:
– Никого у меня не было. Только ты никому не говори. А то съедят меня.
– Клянусь, не выдам. Ты вообще молодец. То есть я знала, что ты – замечательная, но чтобы такая – не могла представить.
– Можно, я тебя поцелую? – еще тише спросила Валечка.
Аня замерла и чуть отстранилась:
– Не думаю, что это хорошая мысль.
– Ты что! Ты подумала, что я – лесбиянка?
Валя готова была расплакаться. Аня обняла ее, прижала к себе, как маленькую девочку, которой вообще-то Валечка и была, несмотря на свои двадцать лет. Аня погладила ее по голове, поцеловала и шепнула:
– Мы – подруги. А теперь давай вернемся, чтобы твоя мать и в самом деле ничего дурного не подумала.
– Погоди, – остановила ее Валя и совсем тихо продолжила: – Я не знаю, кто убил Лесневича, но догадываюсь. Не Летягин точно. Это кто-то из работников отца Кристины. Там же была служба безопасности, охрана, они за всеми следили, но только не друг за другом. Значит, кто-то из них это сделал.
– Ты думаешь, отец Кристины к этому причастен?
– Может быть, ему и в самом деле Лесневич не нравился. Но он ведь дал согласие на эту свадьбу. И зачем ему так рисковать – в своем доме убивать, да еще на свадьбе дочери, когда об этом только и будут говорить? А огласка Леониду Борисовичу не нужна вовсе.
– Ты права. Но если не он, а просто кто-то из охраны? Значит, кто-то поручил убийце это сделать, заплатил охраннику.
– Я думаю, что это так и есть, – кивнула Валя.
– А кто мог желать смерти Мирославу?
– Кто угодно. То есть я не знаю кто. Кристина со многими спала. Хотя, мне кажется, она больше выдумывает, чтобы ей завидовали. Ирка, ну которая была тогда с нами в «Колорадском папе», завидует, но она тоже шлюха. Просто ей кажется, что у Кристины серьезные любовники, а у нее одни пьяные пацаны. А Кристина знает об этом и врет еще больше. Но с Летягиным у них точно что-то было. Про Горовца и Обнорского она наверняка врет: они старые и противные.
В комнату заглянула Зинаида Петровна.
– А что это вы меня бросили? – поинтересовалась она. – О чем болтаете?
– Да мы про Кристину говорим.
– А что про нее говорить? Яблоко от яблони недалеко падает. Кристина даже рыжая – вся в мать. Но они обе красятся – Кристина в блондинку, а Оксана – в брюнетку. Оксана-то в былое время ой как отрывалась!
Зинаида Петровна посмотрела на дочь, проверяя ее реакцию. Но Валя сидела со счастливым выражением лица. И тогда Колобова-старшая махнула рукой:
– Айда за стол, шампанское пить!
Остаток вечера прошел спокойно. Аня рассказывала о Такедо, о его привычках и пристрастиях. Сообщила, что известный модельер – трудоголик и требует такой же отдачи от всех своих сотрудников.
– Тогда Валя недолго там продержится, – расстроилась Зинаида Петровна.
– Я? – удивилась Валечка, – Да я все сделаю! Я сдохну, чтобы только ему понравиться.
Зинаида Петровна покосилась на гостью и вздохнула.
В одиннадцать вечера Аня поднялась, хотя Зинаида Петровна надеялась, что разговор продлится куда дольше. Она пыталась удержать гостью, сказала, что у водителя Ивана Захаровича ненормированный рабочий день: он может отвезти Аню домой в любое время. Но Аня сказала, что устала, потому что сегодня работала с самого утра. Это было неправдой, но устала она по-настоящему. Хотелось одного: вернуться домой и поскорее заснуть. А еще она ждала звонка от Николая, но он так и не позвонил.
Телефон зазвонил в два ночи. Аня проснулась и не могла понять, где находится. Она посмотрела на стену и удивилась, что на ней нет ее портрета, портрета, который написал четыре года назад тогда еще набирающий популярность Джереми Липкин. Портрет висел в их с Марком спальне. А теперь над кроватью не было ни самой картины, ни рамы, ни шелковых обоев. Аня вспомнила, что она в России, в квартире, в которой жила с мамой. Но все равно ей почему-то показалось, что это звонит Марк, чтобы сообщить, что у него все хорошо. И потому ответила на английском:
– Это ты, Марк?
– Это Фил, – ответил так же на английском незнакомый мужской голос, незнакомец перешел на русский: – То есть тот самый Фил, который Егорыч. Я придумал, что надо сделать! То есть я уже сделал это. Вам удобно разговаривать?
– Вполне, потому что я лежу в постели.