– Сорри, но тогда в двух словах. Я отправил все деньги вашего мужа на биржу и поручил покупать акции высокотехнологичных японских компаний, когда они максимально упадут в цене. Купить сразу на все двадцать миллионов. После чего акции вырастут в цене и в самом конце рабочей сессии надо сбросить их. Двадцать миллионов, что я позаимствовал у Марка Хайдена, вернул в его банк в Мэдисоне, а маржа – пять с половиной лимонов через мой счет, поступят завтра на счета агентства «ВЕРА». Только простите, я себе за работу штуку баксов оставил, как мы и договаривались.
– Что? – не поняла Аня.
– Взял себе в качестве оплаты работы во внеурочное время тысячу долларов. Если вы против, то я верну.
– Нет, нет… Я не об этом. – Аня села в постели, постепенно приходя в себя. – И что теперь?
– А ничего страшного, – сказал Егорыч. – Японский рынок это не тряхануло, потому что, когда в Нью-Йорке биржа работала, Токийская и Гонгконгская спали. И теперь, к открытию все индексы вернулись к своему первоначальному значению. Никто ничего не потерял. Только вы стали богаче на пять миллионов долларов. Все эти биржи, сами знаете, что торгуют там мыльными пузырями – в одном месте убудет, а в другом прибудет. А когда кто-то хочет хапнуть миллиарды, то заваливает какой-нибудь созданный специально для этого мылообразующий банк, а весь мир расплачивается реальными деньгами, потраченными в свое время на ничего не стоящие акции и облигации. Ваши пять миллионов – это сотая часть капли в мыльном пузыре. Так что ничего вам не грозит: спите спокойно.
– С меня борщ, – пообещала Аня.
– За это спасибо. О времени и месте договоримся позднее. Вопросы ко мне есть?
– Часто вы так?
– Да нет. Только когда нужно хорошим людям помочь. Но так, чтобы пять лямов за раз, – впервые. Просто сегодня было с чего стартовать.
Глава восемнадцатая
Сухотин требовал скорейшей работы, ему не терпелось выпустить второй номер журнала. Но Аня не торопилась, необходимо было заехать к Вере Бережной, чтобы поблагодарить ее за помощь. А от работы в издательском доме, наверно, можно отказываться. Во-первых, она теперь не так бедна, как несколько дней назад. Может быть, даже состоятельна, если удалось вернуть те деньги, что были на американских счетах, или даже очень богата, если верить странному человеку Егорычу, который за дневную сессию на бирже заработал для нее пять миллионов. Хотелось в это верить, но такого не бывает, чтобы незнакомый человек сделал ей подобный подарок. Скорее всего, Егорыч выдал желаемое за действительное.
Так думала Аня, проснувшись, потом готовя завтрак и собираясь сесть за стол, чтобы готовить новый номер.
В десять утра ей позвонила Вера Бережная, она поздоровалась и спросила сразу, когда они увидятся.
– Думаю, есть хорошая тема для разговора. Все ваши деньги на моих счетах, – сообщила она.
– Хорошо, сейчас подъеду, – произнесла Аня и спросила перед тем, как прервать разговор: – А сколько пришло?
– Пять с половиной миллионов.
– Хорошо.
Аня опустилась на стул, растерявшись от суммы, которую только что услышала. Может быть, даже не от величины ее, а от того, что у Егорыча все получилось.
Марк никогда не говорил ей – своей жене, что играет на бирже. Играл, конечно, не он, а его друг Донахью, но доходы от биржевой деятельности мистер Хайден получал очень даже неплохие. И скрывал их. Почему? Неужели думал, что русская жена будет иначе к нему относиться, станет требовать дорогих подарков и начнет вести разгульную жизнь? Вряд ли – он прекрасно знал Аню. И любил такой, какой она была. К тому же его доходов, о которых Аня знала, им и так хватало и на безбедную жизнь, и на поездки, и на содержание яхты, и на дорогие подарки друг другу. Даже Джереми Липкину за портрет жены Марк с легкостью заплатил сорок тысяч, но теперь получается, что это было удачное вложение капитала, потому что работы Липкина стоят теперь в десятки раз больше. Аня позировала ему всего два раза по два часа, а когда увидела готовый портрет, удивилась.
Джереми, заметив ее удивление, спросил:
– Нравится?
Но он и не сомневался, что портрет удался.
– Я в восторге, – ответила Аня. – Прекрасный портрет, я даже не ожидала, что так может получиться. Очень похоже на портреты русского художника Серова.
– Просто вы прекрасны и без моей кисти, – рассмеялся Липкин и снова стал серьезным. – Но вы правы: Валентин Серов – для меня образец. Я много лет изучаю его манеру, и я счастлив такому сравнению.
Тогда Липкину не было и сорока. Он уже выбрался из нищеты и мог позволить себе самому выбирать модель и отказывать некоторым заказчикам. Фотографии Марка нравились ему, и Джереми уверял, что перенял у Марка многое, а главное – научился запечатлевать мгновенье.
Теперь тот портрет висит в спальне в доме на Пятьдесят девятой улице, и это самая ценная вещь в квартире, если не считать, конечно, коллекции древних фотокамер.
Вера Бережная прислала за Аней машину. И, когда Аня подъехала к офису, встретила ее на крыльце. Они прошли в кабинет Веры, расположились за столом.