После ожесточенного конфликта между королем и парламентом монаршая власть в лице Карла II была восстановлена. Парламент хоть и потерпел поражение, но Великую хартию вольностей не забыл. Один из его лидеров, Генри Вейн-младший, был даже обезглавлен; на эшафоте он попытался произнести речь и назвать вынесенный ему приговор нарушением Великой хартии вольностей, но его заглушили фанфары, чтобы столь скандальные слова не услышал ликующая толпа. Главное преступление Вейна сводилось к тому, что он называл народ «источником любой власти» в гражданском обществе – именно народ, а не короля и даже не Бога[199]
. Эту позицию стойко защищалРоджер Уильямс, основатель одной из первых свободных общин на территории, ныне известной как Род-Айленд. Его еретические взгляды оказали огромное влияние на Мильтона и Локка, хотя Уильямс пошел намного дальше, создав современную доктрину отделения Церкви от государства, столь активно оспариваемую даже в странах с либеральной демократией.
Как часто бывает, то, что казалось поражением, способствовало делу борьбы за свободу и права. Вскоре после казни Вейна Карл II даровал королевскую грамоту плантациям на Род-Айленде, провозгласив «демократическую» форму правления и добавив, что правительство может одобрить свободу совести для папистов, атеистов, иудеев, турок и даже для квакеров, одной из самых гонимых и внушающих страх сект, появившихся в те бурные времена[200]
. Для обстановки тех лет все это было просто поразительно.Несколько лет спустя, в 1679 году, Хартия вольностей была дополнена законодательным актом
Вторая хартия и общественные лесные угодья
Значение второго документа, Лесной хартии (1217 год), на сегодняшний день представляется не менее глубоким, а может, и больше соответствующим текущему моменту, о чем Питер Лайнбо сообщил в своей вдохновенной, подкрепленной множеством документов истории Хартии вольностей и ее дальнейшей судьбы[201]
. Лесная хартия настаивала на защите общественных лесных угодий от посягательств извне. Эти угодья давали простолюдинам средства к существованию: еду, дрова, материалы для строительства и все необходимое для жизни. С принятием Хартии лес больше не был непроходимыми дебрями. За ним сообща ухаживали, его богатства были доступны всем, их хранили для потомков – сегодня этим в основном занимаются лишь народы, которым грозит вымирание.Лесная хартия ограничивала приватизацию: нельзя присвоить то, что не принадлежит тебе по закону. Суть этих проблем изложена в легендах о Робин Гуде (неудивительно, что популярный в 1950-х годах телесериал писали голливудские сценаристы, внесенные в черные списки за левые убеждения[202]
). Однако к XVII веку Хартия стала жертвой становления товарной экономики, капиталистических методов и морали. Угодья, предназначенные для совместного использования и пропитания, перестали пользоваться защитой, и права простых людей сократились. Понятно, что бедным людям это не могло понравиться. В Боливии, например, попытка приватизировать воду привела к восстанию, в результате которого к власти впервые за всю историю пришло большинство, представленное коренными жителями страны[203]. Но есть и обратные примеры. Всемирный банк вынес решение о том, что транснациональная корпорацияКапиталистические методы и мораль принесли с собой радикальный пересмотр отношения к общему достоянию и самой его концепции. Господствующую ныне точку зрения на сей счет выражает влиятельный аргумент Гаррета Хардина о том, что «свобода в отношении общего достояния несет нам всем разорение». Эта известная «трагедия общего достояния» звучит так: что не принадлежит никому, разрушается личной жадностью»[206]
.