– Не могу. Везде она, красивая, живая… Не могу. Ты ее не любил! – Она взглянула на Игорька в упор.
– Любил, не любил… Она была лучшей! Гибкая, схватывала с полуслова, прекрасная походка, сумасшедшая пластика… Стать! Для меня это главное. Мы потеряли, Регина. Заменить ее некем. Да, я ее не любил, но не убивал! Мотива не было. А вот у тебя… Ты боялась, что она сбежит с Маркиным. Ты собственница, моя дорогая, и ты бы ее не отпустила.
– Дурак! – фыркнула Регина. – Ну что ты мелешь? Уж скорее замочила бы Леньку. И рука бы не дрогнула, та еще падла. А ты… ну вот что ты имел против нее? Сам говоришь, она была лучшая…
– Ничего не имел. Не было искры, вибрации не совпадали. С Сандрой искра есть, даже с Алиной… с Тамарой меньше, но тоже ладили. Я чувствую их. А ее не чувствовал… представил однажды, как она в детстве сбрасывает кошку с десятого этажа, – кошка летит, а она смотрит с любопытством. Или ткнет иголкой и смотрит: как тебе, больно? Это даже не жестокость, это… даже не знаю! Социопатия?
– Тебе к психиатру надо, родной, – фыркнула Регина. – Нормальная девка, капризная, согласна, знала себе цену, а ты развел тут… Все вы, художники, с вывертом. Давай за нее!
Глава 10. Друзья
По-видимому, на свете нет ничего, что не могло бы случиться.
– Послушай, ну сколько можно! Ты теряешь клиентов, тебе все пофиг… Ты даже на работу перестал ходить! Злой, депрессивный… Секретаршу зашугал, зареванная ходит! Пить начал… Посмотри, на кого ты похож! Возьми себя в руки, пока не поздно… Как друг говорю!
Даниил Драга… Даня, Данька! пытался привести в чувство друга Руслана Бродского. Руслан реагировал слабо, вернее, вовсе не реагировал, так как был пьян. Лежал с закрытыми глазами и, казалось, дремал. Даниил сидел в кресле напротив, и рот у него не закрывался. На журнальном столике стояли полупустая бутылка виски и два стакана.
– Ты же понимаешь, что ничего у вас не получилось бы, – говорил Даня. – Она – львица, а ты – рабочая лошадь. Вол! Считай, что вмешалась судьба…
– Заткнись! – выкрикнул Руслан, открывая глаза.
– Ладно, ладно… – Даня скорчил испуганную рожу и поднял руки, словно сдавался. – Как скажешь. О тебе беспокоюсь, дурак. Тебе, между прочим, полезно послушать мнение человека со стороны. От несчастья никто не застрахован, это я тебе как юрист. То кирпич на голову, то пожар, то вообще убийство! Ни одна собака не застрахована от подлянок судьбы, поэтому все документы должны быть в ажуре… я всегда говорю. А то мало ли! Руслик, слышишь меня? – Он потряс друга за плечо. – Жизнь продолжается! – Он разлил виски, подтолкнул стакан: – Давай, за упокой нашей жар-птицы! Пей!
Руслан взял стакан. Выглядел он плохо – осунувшийся, небритый, с глубокой синевой под глазами. Они выпили. Не чокаясь.
– Жизнь продолжается, – повторил Даниил. – Ты не один, я с тобой. Никогда не забуду, как ты помогал мне с алгеброй. Недавно подумал почему-то… что-то навеяло, а ведь я ни одного проклятого примера не решил сам, мозги переставали работать на фиг… как увижу эти иксы, игреки… тоска! Все у тебя передирал. Ты на цифрах повернут, а я – гуманитарий. Эх, Руслик, ты за любовью света не видел! Мы собирались на рыбалку с ночевкой… помнишь? Еще в конце лета! Или осенью, пока тепло. Ушица, луна, звезды… Рыба плещет, ночная птица кричит… А поплавать под луной? Плывешь на луну, вода теплая, а ты кричишь: «Э-ге-ге! Я здесь! Я живой!» Любовь приходит и уходит, а дружба остается. Может, махнем?
Руслан молчал. Он полулежал, откинувшись на диванные подушки; глаза его снова были закрыты.