Кто ты будешь такой?

Та же самая женщина с веснушчатыми крупными руками, в ситцевом платье с гигантскими ромашками резала острым ножом помидор на рабочем кухонном столе. Шкафчики сверху были открыты, рядом на плите что-то шипело, булькало в кастрюлях. Аля поморгала, сердце сбилось с ритма.

– А, Алюшка, проходи.

– А… там, – она глупо улыбнулась и кивнула головой в сторону лужайки. – Я только что видела вас там, на улице…

– Там Рита, моя сестра-близняшка. – Женщина вытерла пот со лба толстым запястьем. – А я Римма. Что, похожи? – засмеялась весело, дружелюбно. – Рита менингитом в детстве переболела, с тех пор как ребенок. Но с садом хорошо управляется. Да проходи, что стоишь, я не кусаюсь. Садись за стол. Сейчас чаю тебе налью. Завтрак будет через сорок минут, в десять.

Римма поставила перед Алей чашку, принесла пузатый фаянсовый чайник, разлила крепкий душистый чай. Подвинула тарелку с кусочками хлеба, масло, нож. Персик.

– Кушай, девочка. Если не против по-простому. А с церемониями – пожалуйста, в десять.

Аля помешала чай, мазнула масло на хлеб. Осмотрелась. На полу – мозаичная плитка, кухонные шкафчики – голубые с белым. Кроме входной, тут были еще две двери. Одна вела в кладовку и была сейчас открыта, оттуда поглядывали на хозяйку два стоящих рядом холодильника, стеллаж с коробками и банками, бутыли с растительным маслом.

– Я рада, что ты приехала, Алюшка, а то и поговорить тут не с кем. Та, – Римма показала на вторую закрытую дверь, ведущую, возможно, куда-то вглубь дома, – и словечка не скажет, кроме дай да подай. И все, что ни сделаешь, не так и не эдак. Чудная девка. Ты вроде не актриса?

– Нет.

– Ну и слава боженьке.

Аля глотнула чай.

– Римма, а вы не знаете, где Макар?

– К морю ушли. Иван Арсеньич каждое утро перед завтраком водорослями дышит.

Нарезав овощи, Римма выложила их на блюдо и подошла к плите. На самой маленькой конфорке булькала в ковше каша. Помешала ее ложкой.

– Алешка уж очень любит мою рисовую кашу. Такой каши, как у вас, тетя Римма, говорит, никогда не едал. Хороший парнишка, а уж за Иван Арсеньича любому голову оторвет. Отсыпается сейчас.

Аля дожевала бутерброд, допила чай.

– Я пойду погуляю тогда, ладно?

– Гуляй, девонька, пока не жарко. Такого воздуха, как у нас, нигде нету. А уж простор какой! Та вон, – опять кивок в сторону закрытой двери, – все недовольна, пальмы ей подавай, скалы. А у нас тут лучше всяких скал, у нас тут по-простому. Они сюда из Франции приехали, там – то, там – се, слушать тошно.

Аля взяла персик, вышла и направилась вглубь парка, в тень. Хвойники жарко махали мощными лапами, платаны и тополя играли листьями. Деревьям было много лет. И откуда они тут, в степи, взялись, кто их посадил? При этом дом Константиновича – Аля оглянулась и еще раз осмотрела белое двухэтажное здание – выглядел так, будто был построен относительно недавно. Деревья росли редко, воздух и свет свободно проходили меж них. Территория просматривалась насквозь, лесная болезнь тут Але не грозила. Никаких украшательств, архитектурных чудачеств, скульптур не было – просто деревья, пожухлая трава и утоптанные тропинки. Орали цикады. Аля сворачивала с одной тропинки на другую, пока не оказалась у белой стены, ограждавшей территорию. Откусила персик, посмотрела наверх: забор метра четыре, над ним – нежное голубое небо.

Надеясь обнаружить калитку, она пошла вдоль забора. Калитка вскоре нашлась. Железная, мощная, закрыта. Тропинка, шедшая к ней от дома, была утоптана плотнее других. Аля огляделась – одно из деревьев имело хорошо разветвленный ствол. Быстро доев персик, схватилась за одну из веток, поставила ногу на ствол, подтянулась, уперлась в выемку, поднялась еще выше, еще, и вот уже сидела на толстой ветке, обнимала ствол и смотрела на серо-желтую степь. Там, где кончалась степь, зеленой полосой начиналось море. Чем дальше к горизонту, тем море становилось все бесцветнее, расплывалось, приобретало тающий голубой оттенок неба, да и само становилось небом, сливалось с ним.

От моря к дому вела дорожка, по ней шел Константинович в большой соломенной шляпе, рядом шагал Духов с полотенцем через плечо. Что-то обсуждали, Макар возбужденно размахивал руками. За ними ковыляла Барса. Знакомый силуэт Духова, его походка отдались радостью в косточке посередине груди, звонко откликнулись в затылке. Аля прикоснулась губами к шершавой коре дерева, поцеловала Макара на расстоянии, уже чувствуя, как мучительная изнуряющая нега зарождается в теле, порабощает его. Звериная женская сущность оскалила зубы и потребовала добычи. Духов будто почувствовал происходящее с Алей, поднял голову и всмотрелся в сторону деревьев, где она была. Аля быстро спустилась, оцарапав щиколотку до крови, поспешила к дому. Тропинка вывела ее к газону с цветником – Риты уже не было, жара усиливалась.