Кто убийца, миссис Норидж?

– Да, это так, – подтвердил ничего не понимающий старик.

– Тогда ответьте мне: вы помните, как погибла собачка старой миссис Эштон?

Священник посмотрел на гувернантку долгим взглядом и сделал осторожный шаг назад.

– Я не сошла с ума! – нетерпеливо сказала Эмма. – Но это очень важно. От вашего ответа зависит жизнь и смерть кого-то из обитателей Эштонвилла.

– Что?!

– Прошу вас, ответьте, – повторила миссис Норидж. – Вы столько лет прожили рядом с Эштонами. Неужели вы забыли? Я понимаю, в вашем возрасте сложно помнить все…

Старик горделиво выпрямился.

– Моя дорогая миссис Норидж! В моем, как вы заметили, возрасте действительно непросто помнить все. Однако если вы спрашиваете меня о собаке старой миссис Эштон, то моя голова отлично сохранила то, что ее касается.

– И отчего же она умерла?

– Она не умирала.

– Как?

– Она не умирала, потому что и не жила, – разъяснил священник. – У миссис Эштон не было никакой собачки.

Эмма Норидж подалась к нему:

– Святой отец, вы уверены?

– Нет, это просто смехотворно! – возмутился старик. – Сначала вы врываетесь ко мне глубокой ночью, затем требуете ответа на глупейший вопрос… А когда я говорю вам, что вопрос лишен смысла, вы ставите мои слова под сомнение. Возмутительно!

– Но собачка… – начала Эмма Норидж.

– Глория Эштон терпеть не могла собак! – отрезал священник. – У нее был полный дом кошек. Уж поверьте, этого я бы не смог забыть. У меня у самого жил терьер, и миссис Эштон каждый раз напоминала мне, чтобы я держал его подальше от нее.

– Терпеть не могла собак… – медленно повторила миссис Норидж.

И вдруг улыбнулась. Это была удовлетворенная улыбка человека, подтвердившего свою правоту.

– Прекрасно, просто прекрасно, – вполголоса сказала она самой себе.

– Что именно? – спросил священник, окончательно растерявшись. Он впервые увидел улыбку на сдержанном лице миссис Норидж, и это поразило его едва ли не сильнее, чем ее ночной визит и странные расспросы.

– То, что Глория Эштон терпеть не могла собак. Спасибо вам, святой отец. И еще раз примите мои глубочайшие извинения.

– Куда вы?!

– Обратно, разумеется! – Миссис Норидж уже стояла на пороге. Ветер развевал полы ее плаща.

– Но вы не найдете дорогу! – всполошился священник. – Безумная вы женщина, подождите, я хотя бы дам вам лампу!

– Не стоит, святой отец. Спасибо вам за заботу, но я предпочла бы вернуться незамеченной.

– Да постойте же! Могу я хоть чем-нибудь вам помочь, раз уж вы предприняли такой путь?

Миссис Норидж ненадолго задумалась. Затем лицо ее просветлело.

– Вы весьма меня обяжете, если найдете пару яблок.

…На другой день, едва рассвело, Агнесса Эштон вышла в сад. Ей нужно прийти в себя. Руки немножко дрожат с утра, глаз дергается, и тик выводит из равновесия. Если бы не это, она бы совсем не нервничала.

Да и отчего ей тревожиться? Генри ночью пообещал, что все будет хорошо, а он никогда не обманывал ее.

Агнесса остановилась. Взгляд ее упал на обломанный и уже почерневший черенок розы. О, как отвратительно! Гнев вдруг вспыхнул в ее груди с новой силой. Женщина обхватила стебель и с силой сжала его, не замечая, что острые колючки прокалывают кожу.

Она очнулась только тогда, когда заметила стекающую по руке струйку крови. Испуганно отдернула руку.

Нет-нет, так нельзя… Агнесса заставила себя выпустить стебель и машинально вытерла кровь о подол платья.

Все хорошо. События той ночи – лишь морок, который развеется, едва уедет Роджер Хинкли.

Но тогда откуда эта червоточина в душе?

Эхо дикого хохота отдалось у нее в ушах, а перед глазами встало бледное, искаженное ужасом лицо прежней гувернантки. Агнесса провела рукой по лбу, отгоняя дурные воспоминания. Разве можно винить ее в том, что девушка кончила психиатрической лечебницей? Она не виновата! Никто не виноват в том, что случилось!

В любом случае, это все позади. Генри обещал поговорить с Роджером и раскрыть ему глаза на Шарлотту. Хинкли уедет, и все вернется на круги своя.

Агнесса сделала еще несколько шагов и вдруг в зарослях акации увидела два силуэта.

В лучах восходящего солнца казалось, будто золотистые волосы Шарлотты Пирс излучают сияние. Что касается Роджера Хинкли, он тоже сиял, но скорее не от солнца, а оттого, что сжимал Шарлотту в своих объятиях.

Агнесса вздрогнула и прижала ладонь к губам. Какое неслыханное бесстыдство!

Роджер наклонился к Шарлотте, и шокированная миссис Эштон торопливо отвернулась.

В окне первого этажа мелькнула мужская фигура. Агнессе не нужно было вглядываться, чтобы узнать мужа. Генри видел все то же, что и она.

Она знала, о чем думает ее муж, глядя на целующуюся пару. Генри тоже понимает, что время упущено. Они должны были раньше объявить Роджеру, что Шарлотта Пирс – чудовище. Тогда еще была бы надежда, что все закончится хорошо.

Но теперь, когда дело зашло так далеко, Роджер не прислушается к ним. Влюбленные мужчины глухи к любым голосам, кроме зова собственной страсти.

Значит, остается лишь одно: попытаться исправить то, что еще возможно.