Кто убил Влада Листьева?

В тот же вечер записка, повествующая о коммерческих художествах «вечного ИО», легла на стол президента. Тот взял ее домой для «работы с документами».

Когда через несколько дней президент вновь появился в Кремле, то в стопке принесенных им бумаг эта записка лежала сверху первой. Президент, по-мужицки крякая, потер рукою шею. Был он тщательно, волосинка к волосинке, причесан, седина благородно сияла, щеки были надушены дорогим лосьоном, о трудных днях и ночах «работы с документами» напоминали только тяжелые, морщинистые, будто у старика, мешки, в которых утопали глаза, да какая-то короста, приставшая к уголкам губ, ее президент, будто капризный ребенок, никак не давал стереть своей няньке. Но даже когда ее стирали, эта белесая короста — высохшая слюна — вновь появлялась в уголках губ.

— Это что же такое, понимаешь, творится на белом свете. — Президент вновь потер рукою шею, затем брезгливо, двумя пальцами, будто лягушку за лапку, взял бумагу, лежавшую на стопке сверху, приподнял ее. — Э?

Отношения с начальником охраны у него были самые короткие, доверительные, родственные — вместе и сухари глодали, готовясь когда-то к аресту, и бедствовали в безденежье в горбачевскую пору, и баню вдвоем посещали, и за границу летали, — президент верил генералу как самому себе (правда, потом выяснилось — верил только до определенного момента), поэтому он вызвал генерала в кабинет.

— Что будем делать? — беспомощно, обиженно, словно его обманули в лучших надеждах, спросил президент. Голос его дрожал, глаза недоуменно поблескивали. — Э?

— Как что! Гнать в три шеи такого прокурора!

Вечером был подписан указ президента об освобождении «вечного ИО» от обязанностей генпрокурора.

Игра в генеральные прокуроры закончилась. «Вечного ИО» не стало. Более того — через некоторое время «вечный ИО» вообще был взят под стражу.

36

Следствие по делу об убийстве Влада продолжало не то чтобы топтаться на месте — оно двигалось, но двигалось как-то зигзагообразно, скачками, неровно. Слишком много людей вмешивалось в него, слишком много было контролеров, слишком пристально следила за следственной группой пресса, готовая за большие деньги организовать утечку информации и в большом количестве тиражировать «правдивые» сведения, по большой части оказывающиеся обычной ложью, слишком часто сотрудников этой группы и ее руководителя Владимира Старцева одергивали разные чины из Кремля. Особенно когда группа приближалась к какому-нибудь преступному деятелю, имеющему высоких покровителей. И этого нельзя было трогать, и того нельзя, и вон того… Кругом находились одни неприкасаемые.

От бессчетного их количества невольно делалось не по себе. И противно. До крика противно: одним было дозволено все, другим ничего, для разных людей словно были написаны разные законы. Одних сажали на пять лет за кражу нескольких буханок хлеба, другим за кражу нефтяных месторождений и бандитскую приватизацию банков вместе с денежным запасом и золотыми слитками давали ордена. Это могло быть только в ельцинской России.

На место «вечного ИО» пришел новый исполняющий обязанности генерального прокурора Олег Иванович Гайданов.

Гайданов был уверен, что его утвердят в новой должности, поспешил переехать в заветный кабинет из своего кабинета, кстати, не самого плохого, и по-хозяйски расположился в нем. За короткое время Гайданов провел шесть заседаний коллегии Генеральной прокуратуры — такого не было ни при одном генпрокуроре — и очень активно интересовался тем, как идет расследование дела об убийстве Влада. Он понимал, что это первое и, может быть, единственное, что может интересовать президента в деятельности Генеральной прокуратуры. По меньшей мере на тот день…

Стремясь сблизиться с прессой, Гайданов сделал роковое заявление: в одном из своих интервью он сказал, что исполнители убийства Влада известны, они находятся сейчас за границей. Даже дал понять — в Израиле.

Перестарался Олег Иванович, спугнул преступников.

Произошло это десятого августа 1995 года…

37

Следствию уже были хорошо известны братья Андрей Киногов и Геннадий Моисеев. Оба входили в группировку Хозяина и одно время подчинялись Кошаку как руководителю бригады. Фамилии у них были разные, хотя братья очень похожи друг на друга, словно их отлили по одной форме, по одному штампу. Мужик они были боевые. Моисеев в армии служил десантником, прошел Афганистан, хорошо знал, что такое армейский пот, как он горек, чем пахнет.

Иногда по его лицу пробегала судорога, зубы сжимались сами по себе: Афганистан доставал его и сейчас много лет спустя. Глаза делались влажными: он вспоминал ребят, которые ходили с ним в рейды по Гиндукушским хребтам и которых не стало, братство, до сих пор вызывающее благодарное щемление в висках, — они там были один за всех и все за одного, не то что здесь, в этом мутном опрокинутом мире российской действительности, где каждый сам по себе и каждый сам, в одиночку, спасается. Моисеев крутил головой и тянулся в карман за платком.