Кто в тереме?

– Ну, ничего страшного. Встретились все же. Так чего шумим? Такие милые, интеллигентные женщины… Какого Леню не поделили?

Выслушав бурный рассказ дам о Бэлле и Лене-Леше, капитан заметно призадумался. И вскоре заспешил, как-то сразу утратив интерес к беседе с Никитой.

О предполагаемом кладе все дружно промолчали. Да и чего раньше времени языками молоть! Может, там и нет ничего. Однако, уговаривая друг друга, что в подвале, скорее всего, ничего нет, чтоб не сглазить, каждый втайне надеялся на совершенно противоположное. Всех грела мысль о завтрашнем спуске в подвал, со всем снаряжением и такой представительной командой.

Вчетвером, с мужчиной – кого им бояться? А вдруг и правда, судьба посылает им шанс найти клад? Ведь в свое время Никита же находил в архивах какой-то туманный намек на его существование. Или это уже так бурно разыгралась их фантазия, и они в групповом своем помешательстве выдают желаемое за действительное?

Бурлаков и все-все-все

Они сидели ошеломленные и утратившие дар речи. Клад-таки существовал!

Когда Никита, приложив максимум усилий и потратив немало времени, отодрал проклятую доску, а потом и еще одну, верхнюю, и посветил фонариком, глазам кладоискателей предстала ниша. Не слишком широкая, так, с полметра, но высокая – на всю высоту подвала.

Скорее всего, параллельно основной, несущей кирпичной стене фундамента, гораздо позже была воздвигнута ложная, деревянная. Даже и не стена это была, а легкая перегородка, но сбитая крепко и основательно.

Вначале они ничего не увидели, ниша была пуста. Жестокое разочарование уже готово было охватить сердца дружного коллектива, но Никита сунулся в нишу и осветил мощным фонариком все ее углы. Затем полез целиком в обнаруженное отверстие – и исчез в правой его стороне.

Дамы совсем уж было собрались последовать за своим руководителем и предводителем, однако он недолго отсутствовал. Вскоре кряхтящий Никита показался из ниши обратно, толкая перед собой ящик, завернутый в тряпку.

Тряпка была – старый полусгнивший мешок, недавно кем-то потревоженный: разорванный едва ли не пополам. Впрочем, разорвать его труда не представляло, от ветхости грубая, прочная когда-то ткань теперь сама расползалась в руках.

Ящик оказался сундучком. Деревянным, обитым жестью. В дужках висел небольшой замок, старинный, тяжелый. Ключа не было, но это, собственно, никого и не удивило. Кто же, пряча клад, оставляет в замке ключ?!

Тут же выяснилось, что ключ и нужен-то был не особо: крышка сундука оказалась выдрана «с мясом», вместе с ржавыми петлями. Тот, кто настолько варварски заглядывал в сундучок, после воткнул небольшие гвоздики обратно в дырки, уложил крышку сверху, как была, а потом просто пристукнул кулаком.

Что тут долго описывать? Все же видели по телевизору, как находят клады в старинных московских и петербургских зданиях? Ну и чем Артюховск хуже? Только масштабами меньше, а люди-то зажиточные – везде одинаковы.

Артюховские купчихи были не лыком шиты, знали толк в украшениях. И имели, уж конечно, не по одному колечку, браслету и ожерелью. А у купцов не вся наличность находилась в кошелях в виде бумажных денег. Или в чем там они ее хранили? У Тихановича, например, для этих целей тяжелые коричневые с желтизной червонцы с мужским портретом и вычурной круговой надписью «Императоръ и самодержецъ всеросс.», были бережно уложены во внушительного вида кожаный кисет.

Никита, вытолкав из ниши сундучок и отдав его на инспекцию женщинам, скрылся опять, теперь уже в левой стороне. И выполз назад тем же манером, толкая перед собой еще один мешок, близнец предыдущего.

С этим мешком тоже не поцеремонились, он был разорван, а крышка находящегося в нем сундука сорвана. В этом сундучке было уложено до самой крышки различное столовое серебро, несколько портсигаров, пара затейливых многорожковых подсвечников…

Все это великолепие не сверкало и не сияло благородным блеском, как это бывает в приключенческих кинофильмах. То ли было мало света фонариков и одинокой лампы «сороковки», которую зажгли в подвале, сцепив в один шнур все найденные удлиннители. То ли металл поблек и потускнел за столетие, проведенное во мраке и сырости.

То, что было уложено в первом сундуке, дамы успели подробно рассмотреть. Правда, только верхний слой, запустить ручонки вглубь им помешало возвращение из ниши Никиты со вторым сундуком. И на содержимое этого сундука им не дали взглянуть даже одним глазком.

Конечно, дамы ринулись к сундуку сразу же, да Никита вдруг резко стал Никитой Михайловичем и лихо проявил директорский норов.

– Стоять! – сказал он очень громко («Вот это заорал!» – подумали дамы), и все в испуге замерли. Подобного тона пожилым подругам не приходилось слышать от молодого интеллигентного Никиты Михайловича никогда.

Директор музея медленно сунул руку в карман. Под напряженными взглядами достал телефон, отошел подальше и, набрав номер, сказал в трубку: