Кто Вы, «Железный Феликс»?

Дзержинский поддерживал своих сотрудников, занимавшихся разработками членов эсеровской партии. В середине апреля заявила об уходе из ГПУ Андреева. Причиной послужило заявление Штейнберга о ведении следствия по делу левых эсеров. Без предъявления обвинения они содержались в тюрьме. 11 апреля 1922 г. он писал Андреевой, что не придал никакого значение информации Штейберга, но важно то, «что мы не предъявили обвинения, хотя по отношению к левым с.-р. не было ничего более легкого это сделать: обвиняетесь в принадлежности к партии л. с.- р., к ее активной подпольной группе, которая поставила себе целью и т. д. Напр., Майоров, об этом даже я знаю, экспроприатор и террорист. И действительно, держать людей два года, произвести ликвидацию ВЧК и не предъявить обвинения — это нас, безусловно, компрометирует, и на это я обрушился. Вы тут, конечно, ни при чем. Общая наша постановка дела не приноровлена к потребностям нэпа. Это нам урок. Мы никто не должны держать после двух недель без предъявления обвинения. Вопрос суда или изоляции это совсем другой вопрос. И при изоляции обвинение должно быть предъявлено. Что касается Вас, то по всем дошедшим до меня сведениям, являетесь ценным работником. Думаю, что на ошибках следует учиться. Против Вашего ухода я буду возражать, работа тяжелая, но это не основание для ухода[823].

12 июня 1924 г. председатель ОГПУ писал некоторым членам Коллегии: «Согласно предложения т. Сольца, прошу войти в комиссию под председательством т. Сольца для детального расследования жалобы т. Некваса на т. Дукиса и порядка и условий содержания в Бутырской тюрьме[824]. В тот же день он направил письмо в ЦКК А.А.Сольцу: «Дорогой товарищ! Дукис — преданнейший делу товарищ. Против комиссии и ее состава не возражаю. Но когда вся уголовная шпана устроила концерт на весь квартал, мы дали распоряжение принять все необходимые меры воздействия для прекращения безобразий. Вопрос шел не о голодовке, а о неслыханном кошачьем концерте. Тюрьма-тюрьмой. Расследовать жалобу, безусловно, нужно, но я Дукиса знаю и спокоен за его судьбу, он преданнейший член партии и не рожденный тюремщик»[825]

.

30 марта 1926 г. возникла конфликтная ситуация на заседании Деткомиссии ВЦИК под председательством А.Г. Белобородова при рассмотрении вопроса о субсидии детской коммуне ОГПУ. между Белобородовым и представителями ОГПУ и ЦК ВЛКСМ. Об этом инциденте Дзержинский узнал от Ягода, который рассказал о пристрастном отношении к представителям ОГПУ и ЦК ВЛКСМ. Через несколько дней была получена записка от Белобородова с нападками на представителей ОГПУ и ЦК ВЛКСМ за их «недопустимое поведение», причем Белобородов указал, что на такое «дерзкое и вызывающее поведение представители» имели, очевидно, полномочия от соответствующих учреждений (ОГПУ) и организации (ЦК ВЛКСМ)».

5 апреля 1926 г. Дзержинский направил письмо в ЦКК ВКП (б) и его копию Белобородову. Он отметил, что «эта выходка т. Белобородова делает для меня невозможным рассмотрение и исчерпание инцидента путем совместного с ним обсуждения, поэтому я вынужден обратиться в ЦКК с просьбой разрешить как сам инцидент на заседании Деткомиссии, так и выходку т. Белобородова по отношению к ОГПУ и ЦК ВЛКСМ»[826].

В отдельных случаях Дзержинский был снисходительным к проступкам чекистов, учитывая их молодость и порой непонимания той или иной ситуации, и иногда сам выступал с ходатайствами. Так, 29 декабря 1922 г. он писал Председателю ВЦИК М.И. Калинину: «Постановлением Коллегии ГПУ от 27/III с.г. был осужден на 6 месяцев лагерного заключения с лишением права работы в органах ГПУ бывш. секретарь предГПУ Украины Захаров Александр Осипович за дискредитирование советской власти по I ч. 109 ст. Уг. Кодекса(за спекуляцию — Авт.).

Принимая во внимание, что Захаров А.О. старый работник чрезвычайных органов, что уже самый факт содержания его под стражей является для него достаточным наказанием, что его действия, за кои он понес наказание, не связаны с его служебными обязанностями, а являются несовместимыми со званием чекиста и что Коллегия ГПУ поэтому не могла вынести никакого другого решения, как вышеупомянутое, считаю дальнейшее содержание Захарова А.О. под стражей излишним, а посему ходатайствую о его частичном помиловании в смысле освобождения его от отбывания наказания с оставлением в силе лишения права работать в органах ГПУ и карательных органах республики»[827].

5 января 1923 г. вопрос был решен положительно. Но Захарову было запрещено работать в правоохранительных органах. 6 января 1923 г. Дзержинский просил Захарова «после поступления на новую службу уведомить его и выразил надежду, что тот поставьте себе задачу искупить вину перед Республикой своей неутомимой работой в ее пользу» и будет очень рад узнать об этом[828].