Кто Вы, «Железный Феликс»?

Для поимки диверсантов Дзержинский потребовал от ОГПУ и НКВД принять энергичные меры. Все дела по фактам диверсий, взрывов и пожаров он предложил поручить «лучшему следователю». А при ведении следствия помнить также «в деле не столько о стрелочниках, сколько состоящих во главе экспедиции таможни, складов снабжения». Это также было вызвано активизацией шпионской и диверсионной деятельности спецслужб противника.

Только в середине 1925 г. было задержано пять английских диверсантов, получивших задание уничтожить Гатчинскую авиационную базу[1319].

13 июня 1925 г. Дзержинский писал Балицкому: «Налеты на Полтавский и тяжартдива 8 склады свидетельствуют о наличии диверсионных групп врага на Украине. Необходимы энергичные меры для их обнаружения и изловления. Разве при помощи ищеек нельзя найти участников налетов?»[1320].

23 ноября 1925 г. Дзержинский поручил Артузову составить для комиссии Обороны А.И. Рыкова доклад о том, что «Ленинград является объектом очень усиленного внимания и по линии шпионажа, и по линии активной диверсии со стороны Англии (и Германии?) через эстонцев и финляндцев.

И надо наметить ряд наших разведупровских, военных, дипломатических, судебных и общих мер. Прошу разработать и доложить мне»[1321]

®.

3 апреля 1926 г. Артузов получил новое поручение от председателя ОГПУ «составить проект циркулярного письма от имени председателя ВСНХ для рассылки председателям важнейших трестов и ВСНХ республик с описанием тактики и организации польским штабом диверсионной работы и использованием для этой цели перебежчиков, в первую очередь и с требованием бдительности и неприема на работу этих категорий, как в отношении поляков, так и других наших соседей[1322].

Не случайно внимание Дзержинского было обращено «на соседей». 2 июля 1926 г. на Дубровском комбинате в Ленинградском уезде произошел пожар. Сгорел до основания лесопильный завод. Общий убыток составил 1,5 млн. рублей. Причиной пожара явился поджог, произведенный с диверсионной целью двумя финскими перебежчиками при содействии служащих комбината, Поджог был совершен по поручению финского гражданина Ч.Э. Буттенгофа, работавшего до 1926 г. на комбинате и к тому времени проживавшего в Финляндии[1323]®.

5 июня 1926 г. председателю ОГПУ стало известно из доклада А. С. Бубнова на заседании комиссии Политбюро ЦК ВКП (б) по обороне об отсутствии надежной охраны Растяпинского военного завода. 6 июля Дзержинский распорядился принять срочные меры по линии ВПУ и ОГПУ для устранения этих недостатков. На следующий день писал Ягоде и Аванесову: «Вчера т. Бубнов сделал сообщение в комиссии] т. Рыкова о полном отсутствии охраны и противопожарных мер на Растяпинском заводе (завод, склады и взрывное поле) Военпрома. Кругом завода сухой лес. Поджечь сущие пустяки. Прошу срочно и совместно принять необходимые меры, сообщив мне после их проведения уже на месте», а 17 июля — предложил всем руководителям трестов и заводов, имевших оборонное значение, в кратчайший срок проверить надежность и бдительность охраны предприятий, обеспечить заводы противопожарными средствами и совместно с органами ОГПУ очистить оборонные заводы от явно враждебных элементов.

Середина 1926 г. потребовала от чекистов усиления борьбы с террористами в связи с их активизацией в различных регионах страны и за рубежом. Чекистам удалось пресечь попытку эстонских шпионов, стремившихся организовать порчу авиационного оборудования [1324].

Особое внимание центральные и местные органы безопасности уделяли охране членов правительства и руководителей Коммунистической партии.

Людей, желавших разрешить политический спор силой оружия, было немало за рубежом и в стране.

В центре внимании чекистов было окружение руководителей компартии и Советского правительства. Так, 16 июня 1919 г. Дзержинский направил письмо Петерсу, в котором указал, что заведующий одним из отделов у А. В. Луначарского Штернберг во время поездки из Петрограда в Москву 9 июня слышал подозрительный разговор «очевидных белогвардейцев», что они все сведения получают от «комиссара с Казанской улицы. Луначарский убежден, что этим комиссаром не может быть кто-либо иной, как только бывший антрипринер Якобсон, секретарь Лилиной, в социальном обеспечении, «проныра, темная личность, постоянный посетитель у Зиновьева в квартире», проживающий на Казанской улице. Дзержинский отдал распоряжение: «Необходимо этого Якобсона взять на мушку.

Я спрашивал Лилину, не давая понять в чем дело, об этом фрукте. Она его расхваливает неимоверно. Но надо помнить, что очень часто привыкнув к человеку и нуждаясь в нем, не видишь правды.

Обратите на него осторожно внимание.

A priori можно знать, что белые пытаются иметь своих агентов всюду. Это возможно достичь только при условии, что этот агент — человек по работе незаменимый. Лилина говорит, что этот Якобсон друг Иоффе, но Иоффе далеко и не знаю, стоит ли письменно его запрашивать[1325].