Кубанский огонь

Александр Петрович, узнав, что притон Вариводы находится в Романовском хуторе, выругался:

– Вот собарня! Я их и так, и эдак, а все одно под корень не вывел. Будто черт их поименно собирал в том хуторе.

Коллежский асессор пошел сразу к генералу Бабычу, игнорируя полицмейстера Захарова. Рассказал ему о сведениях, полученных от питерца, получил командировку и уехал в Романовский. Взял с собой одного Коржа. Лыков пытался предостеречь главного сыщика, но тот лишь махнул рукой:

– Вдвоем со Степаном мы быка скрутим.

– Быка я и один скручу, а вот Шкуропата – навряд ли.

Сыщики уехали. Сергею статский советник поручил организовать охрану нефтяного городка, придав в помощь подъесаула Мищенко. А сам опять зачастил в тюрьму. Впору было в ней поселиться, чтобы не ломать такие концы…

Первым делом Лыков устроил очную ставку между Иваном Шепелем и Владимиром Довгило. И уличил мыловара во вранье. Тот вынужден был признать, что был знаком с разбойником по кличке Варивода. Он действительно выбирал между ним и Семафором, кого взять к себе в атаманы шайки. Но когда выбор пал на Алавердина, будто бы Варивода на него обиделся и перестал приходить.

– Почему Шкуропат до сих пор ни разу не попался? – спросил сыщик арестантов. – Вряд ли он отличается большим умом…

– Прокопий не дурак, его нельзя недооценивать, – возразил Довгило. – В разбойничьем деле хитрость важнее ума. А он опасность нутром чует.

И рассказал историю. Мыловару потребовалось наказать владельца лавки в станице Пашковской. Тот перестал брать товар, решил, что казанское мыло лучше здешнего. И уперся, не хотел слушать уговоры. Казалось бы, обычная лавка, черт бы с ней. Но торговец был богатый и считался в своей среде большим авторитетом. Начнет дурить, и остальные подтянутся. Довгило решил наслать на скандалиста свою гвардию. Семафор был в отъезде, остальные парни недостаточно страхолюдны, и мыловар нанял Шкуропата. Тот сперва взялся, а потом пришел и отказался наотрез. Он будто бы навел справки на лавочника. Сам крепкий, характера твердого, да еще и сынок ему под стать. Соседи справа и слева – такие же бывалые казаки, троица дружит смолоду. Кроме того, лавочник всегда держит при себе заряженную винтовку Пибоди.

Довгило рассердился на такую трусость и послал троих крепышей. В результате рассердились уже казаки. Одного застрелили на месте, а двух сдали полиции. Причем еле живых от побоев. Больше лавочника никто не трогал. А Варивода дал мыловару совет:

– Ты должен чувствовать, какая у кого жила. Иногда такой попадется, что лучше обойти стороной. Я чую, потому и цел до сих пор.

Статский советник был настойчив. Он спросил брательников:

– Где может прятаться негодяй? Какие места он выбирает?

Кучер долго думал, а потом предположил:

– Может, на промыслах? Там теперь куча мала. Прописку не спрашивают. Люди берутся с ветру. Вокруг каждой станицы куча буровых, а при них сложились поселки. Даже синематограф имеется. Спрячься там и кури табак.

– Просто так не поселят, – стал спорить мыловар. – Нужно согласие начальника буровой. А зачем тому лишние люди на участке? Тем более гопники[61].

– А у казаков в станицах? – предположил сыщик.

Братья стали возражать:

– Там атаман, урядник. Конечно, с нефтяным народом они запутались вконец, могут сначала чужака и не приметить. Но потом непременно обнаружат. Спокойнее к дурноселам[62]. Они лихие, всех примут, кто заплатит.

– Дурноселов теперь стали прижимать, – напомнил Лыков. – Там, где нефть. А где ее нет, там и спрятаться труднее – малолюдно.

В итоге так ни до чего и не договорились. Арестанты обещали еще покумекать, а взамен попросили перевести их в общую бздюльню[63]. Скучно, мол, в одиночке.

Начальник тюрьмы Шпилевой наседал на статского советника с тем же. За питерцем было записано уже немало арестантов: Цук Кайтлесов, Савелий Каранд, Колька Маштак, Осип Вострый, шесть боевиков Довгило и сам мыловар с кучером. Кроме шестерки, остальные сидели порознь. Так было удобнее сыщику. Шпилевой просил хоть как-то уменьшить число занимаемых «лыковскими» арестантами камер. Тюрьма, подобно всем другим цинтовкам в России, переполнена. Пощадите, ваше высокородие, другую публику, ни за что страдают…

Лыков приказал посадить родственников в разные общие камеры. А через полчаса вызвал кучера на повторный допрос. Ему показалось, что тот более склонен к откровенности. Но в присутствии двоюродного брата делается глупее и молчаливее.

– Скажи мне, Иван, одну вещь. Ты же из шайки Пазульского! Получил чуть не двадцать лет каторги.

– И что? – насторожился кучер.

– Зачем брательнику понадобились Варивода с Семафором, если у него был ты?

Шепель ответил с напускной бодростью:

– Ха! Если бы вы знали Пазульского!

– Я знал его.

– Где?

– Мы встречались на Сахалине, – ответил сыщик. – В Александровской тюрьме, в камере для бессрочных.

Беглый молча смотрел на сыщика, ожидая продолжения. Он был явно напуган.

– Повторяю вопрос: почему не ты стал у брата начальником боевиков?

– Я же под чужим именем! Вдруг узнают?