Кубок Брэдбери-2021

– Я должен был вернуть ей свет любви. Умирая, я утащил его с собой, сделал её несчастной, лишил самой возможности любить и быть любимой. Зина предназначалась мне, но я стал СИДом, а «существа исключительных достоинств» не воплощаются на Земле людьми. Только ангелами. Без любви она была обречена на одиночество, болезни и преждевременную смерть. Меня отправили к ней, чтобы вернуть свет. Я стал её ангелом.

– Но в них не верят.

– Надо было постараться. Чудо через жертву, помнишь? Я не смог, – СИД осунулся, потом выпрямился, сделал движение, похожее на то, как люди набирают в лёгкие воздух. И решился.

– Свет мог вернуть Зине здоровье, жизнь и полную любви семейную жизнь. С Кравченко. Не со мной. Я не мог смириться с этим. Не мог простить им шанса на простое человеческое счастье. Оно предназначалось мне. Она предназначалась мне. И я медлил, а свет жёг, сдавливал, ломал крылья. Я таскался за Зиной повсюду: сидел в очередях онкологии, гладил по голове при облучении, жалел детей, ненавидел Кравченко, страдал, протестовал, смирялся. Я снова увяз в тарелке супа с клёцками, каждая из которых была подобна чёрной рогатой мине, а липкий синий чёрт плясал и плевался искрами под самым моим носом. Она умерла в пятьдесят седьмом.

– Почему это было так сложно?

– Потому что она не просила о помощи, не верила в чудо. Она тихо ломалась, смирялась со своей участью, затухала, – СИД знал, что оправдывается. Слова наполняли сладостью рецепторы. Его понесло. – Я маячил тройками на градуснике, часах, страницах медкарты, номерах кабинетов и автобусов.

3311 вопросительно взглянула на него, и он увидел полыхающие огнём тройки вместо зрачков. Они обжигали его. Язычки пламени расползались. Нет, теперь она не затухала, она разгоралась всё ярче.

– Разве кто-то тогда на катере просил тебя прыгнуть в воду? – 3311 встала. Уютный снежный шалаш, успевший насыпаться вокруг них, рухнул, оставляя пушистые белые шапки на полупрозрачных головах. – Почему ты рассказываешь это мне? И почему мне так нестерпимо больно это слышать?

Огонь потух. Её глаза проливались всеми земными дождями.

– Потому что на свете есть только одна любовь, и иногда лучше её потерять, чем вовсе не находить, – СИД подлетел совсем близко, нежно обнял БОТа и засиял. Свет проник в каждую клеточку её души, наполнил счастьем, смехом, лёгкостью и глубиной одновременно. Она носилась со всеми ветрами Вселенной, ныряла в океанские глубины, сверкала угольками звёзд, клубилась дымом лесного костра в предрассветном тумане, кралась тенями и сияла белоснежными вершинами гор. Дышала.

– Самойлов?

– Зина…

Аура 3311 заискрилась оранжевым солнцем.

– БОТ 331, на выход! – величественный голос, как у Левитана, заполнил пустоту Посмертия. Зину отбросило к выходу. Она не отпустила руку, и Самойлова швырнуло вместе с ней. Загудела сирена, загробная ширь затряслась и замигала. Левитан зачитал неотвратимое:

– СИД 761, вы не имеете права находиться в зоне выхода. Вы не имели права посвящать БОТа в прошлые воплощения. Вы не исполнили свои стратегические задачи. За множественные нарушения вы лишаетесь достоинств, знания, памяти и права быть СИДом. Проследуйте в зону Катарсиса.

– Но он исполнил! – 3311 кричала и падала. Приземляясь, она видела, что Самойлов продолжал падать ниже.

– И-и-и! И-и-и! – вырывалось теперь у неё вместо желаемого «исполнил». – И-и-и-и, – пискнула она, едва осознала себя младенцем и тут же всё забыла.

* * *

– Ты смотри, как раскричалась, Машенька! – баба Фрося омывала новорожденную тёплой водичкой, крестила, нашёптывала молитву, пока молодая мама Маша приходила в себя. Рожать в бане не входило в её планы, но Юшкозеро замело, и выехать в роддом не представлялось никакой возможности.

В Юшкозере они оказались благодаря мужу Вадику, который настоял встретить Новый год в деревне, двумя семьями, у настоящей пахучей ёлки, с традиционным «Оливье», самогоном и красной икрой. Но вместо весёлого застолья Машка рожала. Целые сутки. Повитуха баба Фрося жаловалась, что ребёночка не пускают. Расставляла иконы, предлагала Машке распустить волосы и молиться. Машка пыжилась, отмахивалась и стоически переносила потуги. Выла в унисон с мокрой, сверкающей за окном вьюгой.

– О-о-о-ой, не гунди, Фрося-я-я-а-а-а. Достала своими молитвами. Не верю я в них. Нет чудес на свете.

Гул непогоды разорвал бой курантов. Машка вспомнила про гостей, шампанское, концерт по телевизору. Обида и злость придали сил, и она изо всех сил потужилась. Девочка выскочила с боевым «чпок», как пробка из шампанского. Из Машкиных глаз посыпались оранжевые искры. Или ей показалось.

– Может, Зиночкой назовёшь? – Фрося тайком смахнула слезу и принялась пеленать девчушку. – Мамку мою так звали. Она от рака умерла. Мне тогда десять годков было.

– Баба Фрось, ты нормальная? Какая Зиночка? – Машка немного отдышалась, попыталась привстать. – Алинкой будет. Ну-ка, помоги мне. Домой хочу – мысли о шампанском некстати одолевали свежеиспечённую мать.