– Есть-таки у меня одно средство: думаю, вам оно поможет, – сказал он, встав со стула и пройдя вглубь магазина. – Идите за мной, – повелел старик посетителю.
Они уходили всё дальше от входной двери, и Мистер Уотсон начинал чувствовать себя всё более и более неловко. «Да у него у самого всё в пыли! А он ещё и советовать мне что-то собирается – невиданная наглость!».
– Вот он, – остановившись, проговорил Карл. – Сколько квадратных метров в вашем доме?
Эрни задумался.
– Где-то пятьдесят или около того.
Старик закряхтел.
– А ненужные полки у вас имеются? – спросил он.
– Вроде бы, – не понимая, к чему этот вопрос, промолвил Эрни.
Старик застыл и стал думать: сколько же пылесборников дать этому человеку, чтобы пыль отстала от него навсегда?
– Вот, смотрите, – старик протянул свою дрожащую руку с прямоугольным предметом. – Это решение вашей проблемы.
Эрни не понимал.
– Что это такое? Пылесборник? Какая модель? А как он работает? – машинально спросил он.
– «Пылесборник 2828», если вам угодно знать его название, – не без улыбки ответил Карл. – Вам таких понадобится ровно сто штук, или же томов – так будет правильнее. За каждый я прошу по сто долларов.
Эрни мысленно прикинул итоговую сумму.
– Десять тысяч долларов! – воскликнул он. – Так дорого…
– Доставка оплачивается отдельно, – поспешил добавить Мистер Шрюдман.
Делать было нечего – Эрни заплатил старому торговцу и за сто пылесборников, и за доставку их до его дома. «Ни доллара не скинул!», злобно думал про себя Мистер Уотсон. «Ох, если это не поможет… Ну, держитесь, Мистер Шрюдман, я же вернусь и выбью с вас всё до последнего цента, и про компенсацию не забуду!».
И вот все сто «Пылесборников 2828» уже лежат ровными стопками на полу в кабинете Эрни.
Он тщательно проследовал совету старика: бережно уложил пылесборники по полкам в количестве двадцати пяти томов на каждой и радовался, что по счастливой случайности он не выбросил их из гаража.
Больше никто из его друзей не видел раздражение Эрни из-за пыли в доме, а Мистер Уотсон, самодовольно хвастаясь своими приобретениями, часто говорил то, что старик Шрюдман ему завещал: «Ни при каких обстоятельствах, Эрни, не заглядывайте пылесборникам вовнутрь: вам это вряд ли поможет, а пылесборник наверняка сломается». Но, разумеется, настал тот день, когда любопытство пересилило слова хитрого еврея, и мысли Мистера Уотсона были бережно очищены от пренебрежения к старинным источникам знаний.
А Карл Шрюдман, снова и снова пересчитывая вырученные деньги, говорил в назидание своему шестидесятилетнему внуку:
– Это-таки и называется искусством торговли: если КНИГИ, то их и за бесценок никто сейчас не купит, а вот если Пылесборник…
Алексей Кузнецов
Доктор Гоп
Доктор Гоп не любил операции, особенно когда приходилось удалять. Его всегда преследовало стойкое ощущение, что пациент уже никогда не будет абсолютно полноценным, а на месте удалённого органа останется незарастающий энергетический свищ, сквозь который невидимо, каплями будет вытекать жизненная сила. Это ощущение было ненаучно, даже крамольно, но избавиться от него не помогли ни богатая практика, ни совершенствование собственных медицинских познаний. Профессия врача-поэтолога предусматривала широкое применение терапии, в его распоряжении был огромный арсенал лекарственных форм от безобидных водителей ритма до ограниченно показанных строфосекаторов, всевозможные отвлекающие и возбуждающие массажи, водные и безводные процедуры, в конце концов, старое-доброе словесное воздействие, но иногда случай требовал последнего средства, и приходилось резать по живому.
Вот и сейчас диагноз «тяжёлая графомания» заставлял сделать сурово необходимое, неизбежное, во имя здоровья, но всё же зло.
Впрочем, когда операционный монитор выдал изображение процессов, происходящих в творческом центре мозга, последние сомнения исчезли даже у консервативного Гопа. Абсолютный нейронный хаос, необратимая деградация – будто срисовано с учебника по литературной медицине.
– Что скажете, коллега? – обратился Гоп к прозаисту Хаку, непременному члену операционной комиссии.
– Думаю, случай ясен. Если бы не пульсирующие бета-метаморфозы в пятнадцатом секторе, можно было бы предположить естественное разрешение процесса через годик-другой, но бета-метаморфозы… Нет, нет, дружище Гоп, и не надейтесь.
Они оба с сожалением посмотрели на пациентку, обездвиженную лёгким наркозом. Так молода и уже безнадёжна! Увы.
В отличие от общего периода лечения, обычно долгого, со всеми его ремиссиями и срывами, операция занимала сущие минуты. Творческий центр был заморожен и оставлен в недрах мозга на медленное саморассасывание и исчезновение.
Гоп склонился над больной и похлопал её по щеке. Взгляд только что проснувшегося человека всегда напоминал ему взгляд младенца, невинно обволакивающего мир чистым сознанием.
– Доктор, я буду писать? – спросил «младенец».
– Конечно, милая! Письма друзьям, родственникам, молодому человеку. Что угодно и когда угодно, и хоть на заборе.