Кубок Нерона

Вторая половина дня оказалась ничуть не лучше. Быстро стемнело, каменные стены — толстые, возведенные еще в XVII веке,— сочились промозглым холодом, в магазине было зябко и неуютно, вдобавок вместо уведомления о налоговых излишках пришла запоздалая и неутешительная бумага о недоимке. Даже дама в норковом манто, оставившая у меня полотно Хиллестрёма, поскольку ее муж считал его слишком мрачным и унылым, — даже она не скрасила мне тягостные вечерние часы. Впрочем, все будничные неурядицы бледнели на фоне обеда с Калле Асплундом и того, что он мне рассказал.

Один–одинешенек, я сидел у себя в конторке за магазином, глядя во тьму, затопившую тесный дворик. В окнах горел свет, кое–где уже ярко зажглись рождественские семисвечники. Люди там живут спокойные, надежные, уравновешенные. Они готовятся к Рождеству, будут отдыхать в покое и уюте. Никто из них не подозревается в двух убийствах. Прав Калле, прав. Положение у меня и впрямь хуже некуда. Нью–йоркская полиция знает, что я встречался с Астрид, был у нее дома буквально перед тем, как ее убили. В ее квартире полным–полно отпечатков моих пальцев, а ведь именно там ее и убили.

Теперь они знают и о том, что я получил от нее пленку. Но кассеты уже нет, и я не докажу, что Грета Бергман существует на самом деле. Да и стеклянный кубок не бог весть как доказывает мою невиновность. Никто мне не поверит. Разве можно за сто долларов купить в Нью–Йорке древнеримскую вещицу?! Конечно же, кубок, который она мне дала, из коллекции генерала Гонсалеса. Но зачем она это сделала — не понимаю. Мы ведь только–только познакомились, она фактически не знала меня, а деньги были чересчур уж большие, чтобы отдать их незнакомому человеку и надеяться когда–нибудь в будущем получить их назад. Впрочем, вероятно, она была загнана в угол и действовала в панике? Пыталась уберечь хоть что–нибудь. Золото в багаже не увезешь, да если б это и было возможно, я бы никогда не согласился.

Мяукая, подняв хвост трубой, в контору вошла Клео, она покинула свое любимое местечко в магазине — старинный резной стул, который я так и не сумел продать. Люди всегда ищут парные вещи, на разрозненные покупателя найти куда труднее.

Кошка села на пол прямо передо мной и, глядя мне в глаза, укоризненно мяукнула. Тут до меня наконец дошло. За своими тревогами и страхами я забыл покормить Клео. А она проголодалась. И не только. Рассердилась.

— Плохо дело,— сказал я.— Ты совершенно права. Никудышный у тебя хозяин, думает только о себе. Но что делать, если за ним охотится шведская и американская полиция, а вдобавок мафия и свергнутые южноамериканские клики.

Клео моих оправданий не приняла. Она продолжала мяукать, склонив головку набок. Я открыл маленький холодильник и облегченно вздохнул: к счастью, там завалялась баночка кошачьих консервов. Так что можно никуда не ходить. Нашлось и немножко молока в серебряном сливочнике, которому вообще–то полагалось стоять в витрине.

Наконец запоздалый обед был «подан», Клео занялась своими деликатесами, а я стал вспоминать, как отнесся Калле к моему рассказу о кубке Нерона.

«Все пропало,— проговорил он, откинувшись на спинку стула.— Твоя песенка спета. Им только того и надо. Теперь даже Хеннинг Шёстрём[43] тебя не спасет».

«Что ты имеешь в виду?»

«Как что? Понять нетрудно: ты был там, где ее убили, ты последний, с кем ее видели. Ты привез сюда пленку с информацией, а заодно толику генеральских сокровищ. По всей видимости, украл из ее квартиры, и это прямо связано с убийством».

Он прав. Именно так они и рассудят. Просто, четко и логично. «Это же элементарно, дорогой Ватсон»,— сказал бы Шерлок Холмс. Хотя он никогда не говорил таких слов. Пожалуй, это самая знаменитая фраза, которая ни разу не была произнесена. А еще он мог бы добавить, что не менее элементарно и другое: я наверняка отчаянно защищал свою добычу, когда мафия украдкой явилась в Стокгольм, чтобы прибрать ее к рукам. У меня не было алиби в тот вечер, когда убили Хименеса. Я вполне мог прийти в гостиницу и застрелить его. Как и в других больших городах, пистолет в Стокгольме не проблема, к тому же на карту были поставлены сотни миллионов долларов. А убийства случались и из–за меньших сумм.