Кубок Нерона

Калле захохотал и набил трубку грубым желтым табаком. Из конфискованной контрабанды, что ли? Не верится мне, что такую дрянь продают в магазине.

— Не волнуйся,— успокоил он.— Я закурю, когда мы выйдем на улицу.

— Будто воздух у нас без того мало загрязнен. Но мне казалось, нью–йоркский вопрос исчерпан. Хотя... мнимый полицейский дела не упрощает.

— Именно,— повторил Калле.— Мало того, что в Нью–Йорке ты встречаешься с Астрид Моллер незадолго до ее убийства. Затем лицо, известное своими тесными связями с темными кругами, наносит тебе визит в Стокгольме, расспрашивает о ней, а наутро его тоже находят убитым. Многовато для случайности, как считают наши нью–йоркские коллеги. Но я знаю тебя уже столько лет и совершенно уверен, что ты ни молодых женщин в Нью–Йорке не убиваешь, ни мафиози в шведских гостиницах. Готов поклясться, ты и глушителя–то в глаза не видал.— Он засмеялся.

Я кивнул, но мне было не до смеха.

— Потому я и решил поговорить с тобой наедине, прежде чем мы встретимся официально.

— Допрос?

— Боюсь, что да. Ну, по крайней мере, дача свидетельских показаний, так это называется. Хотя, когда я вчера говорил с Нью–Йорком, у меня сложилось впечатление, что они считают тебя убийцей. Причем в обоих случаях. Судя по всему.

Официант принес селедку. Крупные, красивые, аппетитно поджаренные, рыбы чуть не плавали в густой сливочной подливке. По краю — луковый гарнир, а в серебряном кувшинчике — луковый соус. От круглых картофелин поднимался легкий парок.

— Еще две рюмки водки,— распорядился Калле Асплунд.— Нам не повредит.

Я не стал возражать. Обычно я не пью спиртного за обедом, однако бывают и исключения. А уж если тебя подозревают ни много ни мало в двух убийствах, то две водки более чем оправданны.

— Ты не думай, я им не верю.— Калле энергично взмахнул рукой.— Но они считают, что здесь все ясно как божий день.

— Что хочешь со мной делай — не понимаю! Я расскажу тебе все в точности, как было.— И я снова изложил всю историю. Начиная с моего одинокого мартини в «Уолдорф–Астории» и кончая прибытием в Арланду.

Калле молча слушал, сосредоточенно жуя селедку.

— Это твоя версия,— сказал он немного погодя.— Знаешь, что думают они?

Я покачал головой.

— Есть две версии. Первая: вы с ней были знакомы раньше. В Нью–Йорке ты связался с нею и согласился вывезти из Штатов кой–какие вещи. Но когда сообразил, какова их ценность, убил ее, чтобы завладеть добычей.

— Но...

— Подожди. Вторая версия: все было, как ты говоришь. Вы встретились случайно, и она решила использовать тебя, чтоб переправить кое–что в Швецию, а потом, когда опасность минует, она это заберет. Но ты узнал, что это за посылка, потому и убил ее. А дальше обе версии сходятся: некий мафиозо, не из самых крупных, был направлен в Стокгольм, чтобы отобрать у тебя добычу. Но ты и его убил.

Я положил вилку. Кусок застревал в горле, я не мог ничего проглотить. Убийство или даже два? Он что, рехнулся?

— Встань на их точку зрения,— серьезно продолжал Калле Асплунд.— Ты встречаешься с нею, идешь к ней домой. В квартире полно твоих «пальчиков», а соседка по дому, с которой ты разговаривал, может тебя опознать. Георг Свенссон отослал им твою фотографию.

— А откуда им известно, что это я? Можно подумать, я обошел весь дом и повсюду оставлял визитные карточки!

— У неё был записан твой адрес. И что вечером в воскресенье вы вместе ужинаете, и что жил ты в «Роджере Смите». А дальше все было просто. Навели справки в гостинице и уточнили твой адрес.

— Гак ведь ее убили после моего отъезда? Меня же не было в Нью–Йорке, когда она погибла!

— Увы, увы!

Наш немыслимый разговор не испортил Калле аппетита. Он подложил себе селедки, а когда я в ответ на его вопросительный взгляд отрицательно покачал головой, добавил еще. Соусник он тоже тщательно опорожнил.

— Вот ведь чертовщина — идти в дорогой ресторан, чтоб поесть селедки,— проворчал он.— Я двадцать пять лет женат, но, если подсчитать, сколько раз я ел дома печеную селедку под луковым соусом, хватит пальцев одной руки. Или почти хватит. Н-да, поди пойми этих женщин. Неужели так трудно приготовить селедку или дорого чересчур?

Я промолчал, мне было не до его семейных проблем. Если они не идут дальше нехватки печеной селедки, пусть радуется.

— Так она умерла раньше? До того как я уехал?

Он кивнул.

— Совершенно верно. Она была убита в собственной квартире. А потом в мешке для мусора тело отвезли на безлюдную автостоянку. Убийство произошло вечером. Вечером в воскресенье. Около одиннадцати часов.

Точно оглушенный, я сидел, устремив невидящий взгляд в окно. Я–то все звонил тогда в дверь, все звонил, звонил. Потом звонил по телефону из гостиницы. Долго–долго. А она, выходит, лежала в квартире, мертвая. Окровавленная, истерзанная. Почему ее не было дома, когда я за ней зашел? Почему она должна была умереть? На глаза невольно навернулись слезы. Калле неуклюже похлопал меня по руке.

— Я понимаю, каково тебе сейчас,— тихо сказал он.— И я знаю, что ты к этому непричастен.

— Но почему? Почему ее убили?