Кучум (Книга 1)

Под знамена хана Едигира встали сотни Мара и храброю Ебалака. От князя Епанчи прибыли две сотни конников с длинными копьями. Пришли пешие нагайцы с луками, бьющими без промаха на сто шагов. Сверкали круглыми стальными щитами карагайцы, заросшие бородами до самых глаз. С реки Ишим последними объявились лучшие метатели дротиков низкорослые терсяки. Особняком держались приплывшие в своих, устланных шкурами диких зверей, лодочках вогулы с Конды и остяки с нижнего Иртыша, люди князя Демьяна. А главная сила ополчения сибирского расположилась вокруг Едигира, то храбрецы из рода Тайбуги, поклявшиеся умереть на поле боя, но не пустить степняков в свои улусы.

Сам Едигир расположился на склоне крутого холма, где еще вчера шаманы призывали богов одержать победу над чужеземцами. Он с радостью вглядывался в ряды своих воинов, пришедших по первому его зову, чтобы сложить головы во славу и величие его.

Сплошной гомон от людских голосов, звона ратных доспехов, лошадиного ржания стоял над местом их сбора. Никто не мог устоять на месте, и непрерывное движение огромной массы людей в цветных одеждах, стальных доспехах, с разными по форме щитами напоминало волнующееся под ветром поле цветов в пору сенокоса. Каждый желал показать свою удаль и, разогнав коня, проносился вскачь, подбрасывая вверх копье.

Едигиру казалось, что не на бой, а на большой туй-праздник собрались они из дальних селений и вскоре, навеселившись и натешившись вволю, лягут на землю, чтобы отдохнуть и поспать после гулянки. А потом медленно и с песнями, усталые, разъедутся по домам.

Он встряхнул головой, чтобы прогнать это наваждение, и с удивлением отметил, что внутри нет ни страха, ни тревоги перед битвой, а наоборот, все поет и просится наружу.

Подъехал Рябой Hyp с беками, а за ними, чуть стороной, остановились юзбаши, ждущие указаний.

-- Пора выступать? -- обратился к нему Hyp.

-- Пусть первым идет Темир-бек вдоль берега и завяжет с ними перестрелку. Качи-Гирей остается в центре со мной и ввяжется следом. Ураз-Бакий поведет сотни левой руки под самым холмом и, переправившись через болото, зайдет к степнякам сбоку. Я пока останусь здесь и буду наблюдать, как пойдет дело. Карагайцев и терсяков оставим в засаде в низинке.

-- Как быть с остяками и демьянцами? -- хитро прищурившись, спросил Умар-бек.-- Коней у них нет да из лодок своих они не вылезут.

-- А...-- махнул хан рукой,-- скажи им, пусть сплавятся по реке и пугнут степняков с берега. Раненых пусть подбирают. Толку от них все одно, как с козла молока.

Все, получившие указания, переглянулись, обмениваясь молчаливыми взглядами, поправили доспехи и, развернув коней, направились к своим сотням.

На холме остался Едигир с Рябым Нуром, сотня личной охраны да трубачи с барабанщиками. Они подняли свои длинные трубы, и глухой, ревущий звук поплыл над сибирским ополчением, заставив разом всех подобраться, замереть и приготовиться к выступлению. Через малый промежуток ударили барабаны, будто глыба земли упала с обрыва в иртышскую воду.

-- Бум-ба-бах, бум-ба-ба-бах,-- вздрагивала бычья кожа на кедровых обручах.

-- Вперед, воины! -- прокричали юзбаши.

-- Вспорем брюхо степным шакалам-ам-ам!!! -- отозвались ряды сибирцев и малой рысью, сотня за сотней, двинулись по Княжьему лугу.

Кучум, еще с вечера облюбовав Лысую гору, находящуюся напротив Иртыша и отрезанную от огромного заливного луга небольшой речкой с топкими берегами. На открытых местах безымянной речушки в изобилии гнездились выводки уток, сбивающихся перед отлетом в стаи, набирающих жира перед дальней дорогой.

Из своего лагеря Кучум долго рассматривал ночью огни костров, которые сибирцы без опаски жгли на вершине огромного холма, на круче, возле слияния двух рек. Костров он насчитал несколько сотен и понял, что силы там собраны немалые и во много раз большие, нежели у него.

Он понимал, что, пойди его нукеры на открытую сшибку с противником, и ... рассеют, развеют их, как пожухлую траву.

"Нет,-- размышлял он,-- тут лоб об лоб ничего не добьешься. Мы тебя, медведь сибирский, хитростью брать будем! Так вот!"

Утром, когда еще над низиной стоял туман, хан с половиной своих сотен переправился через узенькую речушку и взобрался по расщелине на Лысую гору. Там, в зарослях огромных сосен, укрыл своих нукеров, а сам, взобравшись на разлапистую вековую сосну, стал наблюдать за сибирцами.

С вечера к нему подошли, незамеченные сибирцами, те, кто был давним противником рода Тайбуги. Среди них были две сотни хана Сенбахту, Вэли-хан с соплеменниками и приехал сам Соуз-хан, закованный с головы до ног в стальные дамасские доспехи.

Алтанай подкрался к сибирскому хану сзади и ткнул его древком копья меж лопаток. Раздался громкий звон, и Соуз-хан чуть не вылетел из седла. Алтанай расхохотался:

-- Как же ты драться будешь, коль повернуться не можешь? Вышибут из седла и не встанешь.

Но Соуз-хан важно надул губы и высокомерно ответил:

-- Я врага спереди встречу, а задними ногами моя кобыла лягается.